Мне нравится форма на этом заводе. Эти белые хлопковые рубахи без пуговиц, с резинками на рукавах для удобства и белые штаны. На улице, особенно издалека, они выглядят довольно странно: девственно-белая одежда на фоне мрачных, серых зданий завода. Лично мне работники заводов на фоне этих зданий напоминают узников концлагеря. Особенно когда в рабочее время бегут в курилку, опасливо озираясь по сторонам – как бы не наткнуться на бригадирш – потому что все они, бригадирши, одинаково курвы. И даже, если ты бежишь в курилку в законное для перекура время, все равно не хочется столкнуться с этими бестиями.
В переполненной раздевалке от разнообразия запахов режет глаза, я проталкиваюсь сквозь белые тела в поисках свободной кабинки. Рывком открываю металлические серые дверцы, из нутра кабинок торчат рукава, ботинки, пакеты, шапки. Так я прохожу несколько кабинок и, о, счастье, в одной висит одиноко куртка и стоят кроссовки – вот тут-то я и остановлюсь.
Раздеваюсь, морщусь – чужой пот нагло лезет в ноздри. Надеваю форму узника концлагеря и пулей вылетаю в коридор. Но вспомнив, что не взяла одноразовую шапочку и не спросила в какой цех меня сегодня распределили, возвращаюсь. Ищу глазами бригадиршу, но не вижу. Уже ушла в цеха? Потом замечаю, что сегодня шапочки выдаёт Катюшка Джабраилова, чернявая миниатюрная девушка. Она мне нравится, потому что она всегда смеётся и приветливо улыбается при встрече. Милейший человек. Подхожу к ней:
– Привет! Ты сегодня за бригадира?
Катюшка поднимает на меня свои огромные карие глаза и, без тени улыбки, выдаёт:
– Почему опаздываем?
– В смысле? ещё пятнадцать минут до гудка.
В день гудок звучит два раза. Ровно в 8:00: ночная смена официально свободна, дневная начинает работу и в 20:00, дневная свободна, ночная приступает к работе.
– Все равно! Мне больше делать нечего, как сидеть тут и ждать всех! Смотри, шапочка выдаётся на неделю. Раньше не приходить. На укладку идёшь…
Я вдруг поняла, что бригадиром быть тяжело, вон Катька даже улыбаться перестала.
В коридоре стояла Анька, моя приятельница. Ей около сорока лет, у нее чёрные кудрявые волосы и печальные глаза. На Анькином красивом лице лежит неуловимая печать скорби, словно она прошла войну и плен. У неё низкий тембр голоса и бесхитростная манера речи. Анька махнула мне рукой:
– Пошли курить!
– Пошли. Катька с каких щелей взяла, что шапочка на неделю выдаётся? Вон, бригадирши на три дня выдают.
– Не знаю, может заводу решила помочь сэкономить. Тебя куда сегодня кинули?
– На укладку.
– Хорошо, вместе пойдём…
На укладке нас сегодня семь человек. Я, Анька, две полные бледные женщины, которых я раньше не видела, пожилая высохшая женщина лет шестидесяти, Алия – смуглая казашка с хорошей фигурой, но с нехорошим