Он наклонился еще ниже, почти касаясь губами моего уха. Жаркое дыхание опалило чувствительную кожу, посылая невольную дрожь вдоль позвоночника.
– Дай мне помочь, – выдохнул ангел, и в его голосе мне почудилась неприкрытая мольба. – Прошу. Не… не сопротивляйся.
Ангел осторожно, почти нерешительно протянул руку и убрал прядь спутанных волос с моего лица. Кончики его пальцев задели влажную от пота и слез кожу. Это прикосновение, слишком интимное для врагов, обожгло, словно клеймо.
Мое сердце пропустило удар. А потом еще один. В груди что-то надломилось, плеснуло горячей волной, смывая плотину гнева и ожесточения. Словно сработал спусковой крючок, позволивший слезам наконец прорваться наружу.
Всхлипнув, я уткнулась лицом в грудь ангела и разрыдалась – надрывно, взахлеб. Обхватила его за шею, прижимаясь всем телом, будто желая спрятаться, укрыться, раствориться. Ощутить живое тепло другого существа.
Ангел бережно обнял меня, гладя по спутанным волосам. Уткнулся подбородком в макушку, укачивая, словно дитя.
– Тише, тише, – шептал он, прижимая к себе мое трепещущее тело. – Все хорошо. Теперь ты не одна.
– Надо же, какая трогательная сцена.
Голос Самаэля раздался за нашими спинами и буквально вышиб почву из-под ног. Я резко отстранилась от ангела и обернулась.
Самаэль выглядел одновременно прекрасным и пугающим. Его мраморно-бледная кожа резко контрастировала с иссиня-черными волосами и одеждой. Глаза, полыхающие нечеловеческим пламенем, прожигали насквозь, заглядывая в самую душу. На губах играла легкая усмешка – то ли презрительная, то ли заинтригованная.
– Кто бы мог подумать, что посланник Небес способен на столь… земные утехи.
Ангел стремительно поднялся на ноги, заслоняя меня собой. Его лицо уже не выражало мягкости и сострадания – лишь настороженность и отчужденность.
– Что тебе здесь нужно, Самаэль? – холодно осведомился он.
Падший хмыкнул и обвел взглядом церковь, будто впервые ее замечая. Коснулся пальцами алтаря, погладил оскверненный крест. В его прикосновениях чудилось нечто одновременно кощунственное и ласкающее.
– Я мог бы спросить у тебя то же самое, Азраэль, – процедил падший сквозь зубы. – Или благие вести нынче принято нашептывать прямо на ушко, распластав паству на холодных камнях?
Ангел дернулся, словно от пощечины. На скулах заиграли желваки, а в глазах промелькнуло нечто похожее на стыд и злость.
– Ты все не так понял, – глухо произнес он. – Я лишь пытался успокоить дитя, утешить в печали. В отличие от тебя, исчадие