Она не успела испугаться, как Павлов обернулся с таким грозным видом, что неизвестная попятилась прочь, бормоча невнятные извинения и больше не поднимая на них глаза. Вася сбилась с дыхания, но её собеседник излучал такое неодобрение к той подозрительной женщине, что она решила не отвлекаться на неё от интересной темы.
– Ты меня совсем запутал, ― встряхнула она головой, как собака, которой в уши вода попала, и волосы немного растрепались. ― Сначала ты защищаешь Огнецвет. Теперь разделяешь неприязнь к её вкладу в устав. Ты готов воевать за толерантность и спорить с Карениным, но и с Огнецвет не согласен.
– Я говорил, что тебе самой нужно составить мнение, но ты постоянно хочешь, чтобы я на него влиял.
– Мне не нужно влияние на моё мнение. Я хочу знать, о чём ты думаешь, детектив. Это значит, что в первую очередь мне интересен ты, а не политика Постскриптариума.
Она сама поразилась убедительности, которую в себе прежде отыскать не могла. Искренность взяла её речь в оборот, не дожидаясь позволения. Но главное, это сработало.
– Василиса, я не одобряю никакие из крайностей. Не вижу смысла ни в жестокости, ни в чрезмерной мягкости. И то и другое мешает принять действительность такой, какая она есть, а успехи мы совершаем лишь после этого принятия. Вспомни сама, треугольник подчиняется тебе и не теряет тебя тогда, когда ты твёрже осознаёшь, что с тобой произошло. Сегодня мы можем запретить некоторые из честных слов, но боль от того, что они означают, тем самым запретить мы не можем.
Она следила за всеми тенями и бликами, разграничивающими белизну. Вася хотела сказать ему, что кто-то шпионит за ними и, может, слышит всё, что он произносит. Но перебивать его было настоящей грубостью, и поэтому она просто продолжала озираться, рассчитывая самостоятельно выяснить, кто напал на их след.
– Эгиде такая политкорректность не нравится потому, что это мешает работе, ― продолжал Степан. ― Говорить о самом важном, избегая многих слов, не самая простая задача. Но как Фемида узнает об этом, если это не их работа?
«Всё как всегда, ― подумала Вася. ― Законы обычного быта принимаются теми, кто этот быт не ведёт». Она увидела старика, которого Огнецвет медленно выводила из зала суда. Теперь он остался совсем один, за неимением того, за кого он мог бы держаться, он сцепил пальцы рук. Он не валился с ног, но выглядел ещё более потерянным, чем те, кто падает без сознания. Не брёл к лабиринтам, топтался на одном месте, а потом привалился к одной из стеклянных стен.
Ей внушали, что Постскриптариум это полная противоположность миру, который она знала, но она видела это немного иначе. Треугольник представлял собой зеркальное продолжение привычного мира. Пропаганда и реклама, зависимость и неравенство, одиночество и навязчивые мысли.
Посмертие ― это те самые титры после жизненного