пара учителей как-то особо не задумывалась о том, что элементарное родительское внимание, материнская ласка и совместные мужские занятия с отцом нужны в первую очередь их собственным детям. Меньше всего об этом думал отец, выросший в детдоме и оттого уверенный в том, что главное для ребёнка – это наличие полноценной семьи в виде живых отца и матери, еды на столе и тёплой одежды. Мать, видимо, считала немного по-другому, но с мужем не спорила и успокаивала себя тем, что школа находится недалеко от дома и что самое главное в воспитании – это собственный пример…

      Николай помнит, что, действительно, школа находилась в двух минутах ходьбы, и во время переменки мама прибегала домой, чтобы покормить грудью маленького Гришку. Потом она со своим старшеньким – Коленькой, садились за стол и пили чай. С хлебом с маслом и печеньями. Николай сейчас не знает, почему он сидел дома и не учился и о чём они тогда разговаривали с матерью. Но ощущение тихого счастья от тех минут общения с самым родным человеком на свете осталось в нём навсегда. До сих пор как перед глазами: небольшой столик у окошка, накрытый светлой скатертью, приоткрытая дверца печки, которую мама закроет, когда придёт на следующей переменке и сопящий братец Гришка, сосущий мамкину грудь…

* * *

      … Возле дачи Николая стояли милицейский уазик и карета «Скорой помощи».

      – Вы хозяин дачи? – встретил его невысокого роста молодой якут-сержант.

      Он был очень серьёзен и, несмотря на то, что говорил с очень заметным акцентом, обращался к Николаю только на русском языке, хотя ясно слышал, как тот поздоровался с Михаилом по-якутски. Видимо, сержанту казалось, что разговор по-русски будет более официальным…

      – Да, я хозяин…

      – Ваши документы…

      – У меня только права…

      – Ничего-ничего… Так, Антонов Николай Сидорович, 1965 года рождения… Сейчас мы пройдём внутрь и вам будет необходимо опознать тру…, ээ-э, тела… Ну, пойдёмте…

      Зайдя во двор, Николай удивился – от калитки к двери дома вела узкая тропинка, протоптанная в глубоком снегу. Он привык быть здесь только летом и потому с трудом воспринимал сугробы на месте привычной зелёной травы. Ничего вокруг, кроме этой самой тропинки, не говорило о том, что здесь жили люди, кололи дрова, топили печку… Они подошли к дому. Двери распахнуты настежь, внутри – полумрак…

      Николай, внутренне напрягшись, переступил порог и то, что увидел, тронуло его до самой глубины души. Позже он всегда будет вспоминать эту картину, и каждый раз к горлу будет подступать ком, а на глаза сами собой наворачиваться слёзы. Он ожидал увидеть всё, что угодно, но никак не крохотную – чуть выше чайника – ёлку, стоящую в углу на табуретке. В сумраке комнаты ёлка как в далёком детстве таинственно мерцала волшебными разноцветными огнями гирлянды. Его больше всего поразила несовместимость этих двух понятий – новогодней ёлки, ассоциирующейся с самым светлым и долгожданным праздником и равнодушной ко всему смерти, чьё ледяное дыхание в буквальном смысле этого слова проникло в дом. Он словно в оцепенении подошёл