Черного нет и не будет. Клэр Берест

сверху, никто из них не смеется, оба охвачены срочностью момента; словно наездница, Фрида вскарабкивается на него, целует мужскую грудь, она понимает, что до нее через Диего прошел целый карнавал пышных женских задов – профессионалок, девственниц и распутниц, – они проделывали с ним то же самое, что и она, но тем же оно не было. Секс всегда случается впервые. Верхом на волшебном Венерином холме, Диего, вдруг ставший таким легким и ловким, хозяином положения, уверенным в своем праве, искусным мастером дела, прожорливым как ребенок, он овладевает ее лоном, безраздельно отдающимся созерцанию, искусное орудие, пестик, ублажающий ступку, признанный эксперт, ключицы, унизанные бусинками пота, миниатюрная женщина никогда от этого не отказывается, она кричит, словно лающая сучка, он полностью включается в процесс, они занимаются любовью – а что это значит?

      И вот все закончилось, напряжение спало, оба вытирают пятна, а может, и не вытирают, на душе спокойно, в комнате темно, кинувшись в самом начале друг на друга, они не включили свет, для них это был первый раз, они впервые занимались любовью, словно открыли первую бутылку на празднике, толика некоего обряда, ведь этот праздник был так желаем, и Диего, не глядя на Фриду, спрашивает: «Черт возьми! Откуда у тебя эти шрамы?»

      О нем она знает все, всю его мифологию, а он о ней – ничего, она для него никто. Он – великий художник Мексики, а она родилась в Койоакане, и в ней течет смешанная кровь, ей нет и двадцати; помимо всего, у нее поврежден позвоночник. Она все рассказывает ему. Отвечает на его вопрос.

      Это случилось более двух лет назад. В тот день Фрида была с Алехандро, своей любовью, своим novio[5]; вместо того чтобы пойти на учебу, они с самого утра слонялись по Мехико, беспечные, ничем не отягощенные, будто разбойники; стоял сентябрьский день – лето отступало, – аромат времени становился тяжелее. Она уже накупила себе всяких безделушек, маленьких кукол и браслетов, ничего не может с собой поделать: стоит ей только взглянуть на бесполезную вещицу, как та превращается в жизненно важный талисман – священные побрякушки, которые она собирает; хоть ее фетишизм девочки-колдуньи слегка и раздражал Алехандро, он все равно умилялся ею.

      Лежа в темноте, она говорит с Диего совсем тихо. Теперь, когда пот перестал течь градом, их окутала прохлада; они, шутливые, источающие аромат, едва касаются телами.

      Чтобы доехать до дома, Алехандро и Фрида сели в автобус. Заняв свободное место, она понимает, что где-то потеряла зонтик от солнца, начинает волноваться, просит Алехандро помочь: «Ну где же зонтик?! Он был у меня в руках, когда мы гуляли по рынку». – «Фрида, ну и бог с ним, это всего лишь зонтик». Нет, не бог с ним, Фрида боится терять свои вещи – они успокаивают, являются продолжением ее самой; она силком вытаскивает Алехандро из автобуса, они оказываются на тротуаре. «Где ты собираешься его искать?» – начинает ее отчитывать Алехандро; он подарит ей другой, намного красивее,