Непонятным образом пуделёк без промаха вычислял французов среди многих, приходящих в корпункт к Распорову людей. Артоша вовсе не собирался устраивать беспечным потомкам Бонапарта новую Березину, нет… Однако порыкивал на них и не стеснялся скалить зубы. Потомки галлов из числа Гошкиных соседей кобелька из далёкого Марьино не боялись, но предусмотрительно опасались. И, наверное, – не без оснований, учитывая мускулистый костяк Артоши-сыроеда и его маленькие, острые клыки.
На бульваре Монпарнас, где Артемон уверенно освоил пространство без единой травинки, обозначенное тремя насилу выживающими в галльско-алжирском мегаполисе лысыми деревьями, московский пёсик ощущал себя хозяином. Других собак внутрь периметра своего заповедного участка старался не пускать. К арабам из столичной службы, собирающей собачьи отходы на мотоциклах-пылесосах, любовно прозванных «шираклет» – в честь мэра Парижа Жака Ширака, – относился снисходительно: не замечал их. А на полицейских – как он, чёрт лохматый, опознавал их, даже одетых в штатское? – грозно рычал… Жёстким и суровым, мужским характером отличался Артоша! Впрочем, ему не было бы чуждо ничто собачье, если бы – к сожалению – не одно болезненное «но».
…В ненастный сентябрьский день Георгий кинул Артоше его любимый мячик, пёсик рванулся вперёд и взвизгнул от боли! Поджал лапку и заскулил. Распоров взял своего любимца на руки и помчался к ветеринару.
Французский доктор Айболит, несмотря на то, что его рыжую голову украшали сразу два уха, совершенно очевидно походил на Винсента Ван Гога: измождённо худой, носатый, кажущийся непомерно длинным. Он пощупал собаку и сразу определил.
– Вывих тазобедренного сустава… Скорее всего, последствие родовой травмы. Это поправимо. Однако, с наибольшей вероятностью, это будет повторяться…
Звериный импрессионист как в воду смотрел: правая лапка оказалась ахиллесовым бедром отважного Артемона. Гошка как-то стал подсчитывать, сколько раз, естественно, под общим наркозом его собачке вправляли лапку, и со счёту сбился. Бедный Артоша! И бедный Гоша! На деньги, отданные всевозможным звериным эскулапам за лечение пуделька, Распоров вполне мог бы отлить его, если не золотую, то серебряную статую – наверняка.
Одуреть впору!..
Однако настоящая любовь, как известно, цены не имеет. А Гошка любил собак всей своей широкой душой, иначе не умел