«Ишь какие сокровенные философы в Завейске обретаются!» – подумал Гошка, глядя на земских ветеранов социалистического труда.
«Зона псов». Так и будет называться будущий материал для «Сенсаций», решил Георгий. Хорошее название… Во всяком случае – пока. А там время, как всегда, покажет! Оно обычно не ошибается.
* * *
Округлым четким почерком, с решительным наклоном вправо, на странице было выведено СОНЕТ:
Вот взяли бережно за рамена
И в храм ввели, пригнув профану выю…
И слушаю незримого витию,
Клянусь молчать и чашу пью до дна.
Три раза странствую. И тьма грозна,
И огненную прохожу стихию.
И вдруг прозрел и вижу литургию:
Ступени, пламя, труп и тишина…
«Да будет свет великий!» И повязка
Спадает с глаз опять. Что это? Сказка?
В передниках и лентах предо мной –
Таинственные рыцари и маги,
И храм в огнях, и радугой стальной
Шотландские поблескивают шпаги.
В правом нижнем углу пометки: «Бр: С.М. Париж, 10 марта 1927 года».
Гошка отложил мохнатую на концах закладку в сторону.
Неужели это о масонском посвящении? Выходит, Авксентий Миронович был одним из них… Получается, что эта растрёпанная самодельная книга – ничто иное, как дядино интимное признание. Масоны, таинственная секта! Теневое правительство мира! Закулиса! Секретное братство вольных каменщиков!.. Впрочем, какие – к черту или к Богу – «тайные правители Вселенной»? Авксентий Миронович был тишайшим субъектом, едва сводящим к финалу месяца концы с концами, жил городским анахоретом в аскетической скромности. Каждую копейку считал, тени своей боялся, семью не решался завести – и вдруг: «тайный правитель»! Или я что-то не понимаю?
Любопытная квартирка!
Гоша начал догадываться, что представляют из себя дядины верёвочные закладки. Для чего они. Как по стрелкам в детских «казаках-разбойниках», по ним можно идти всё дальше и дальше. Только – куда?
Посмотрим, что там ещё:
«…Я нисколько не преувеличу, если скажу, что был потрясен.
Здесь, конечно, следует учесть неожиданность того зрелища, которое в моей психике неофита сменило серую действительность. Нельзя опять же забывать того уныния, которое в те годы царило в нашей эмиграции, болезненно переживавшей, в её целом, крушение былых устоев нашей страны, которые ещё так недавно нам казались незыблемыми. Мы смутно чувствовали, что для выхода из тупика, в котором мы оказались, необходимо искать новых путей.
Я сейчас не имею возможности подробно останавливаться на анализе тех настроений и мыслей, которые привели группу наших соотечественников, с особой остротой ощущавших безысходность создавшегося положения, к дверям нашего Храма. Но не подлежит сомнению, что, однажды вступивши на этот