Ведьма звонко расхохоталась, глядя, как его побледневшее лицо покрывается красными пятнами, а потом вновь бледнеет.
– Неужто немой? – она снова рассмеялась.
– Раду я. Из Горницкого селения.
Она резко замолчала, отвела взгляд и, наклонив голову поближе к юноше, негромко спросила:
– И сколько обещал вам аннич за мою шкуру, Раду из Горницкого селения?
– Так это… сундук червонными. На троих.
Ведьма задумчиво кивнула и хмыкнула, будто услышала что-то весёлое.
– Дорога нынче стала моя шкура. Дорога… А куда тебе столько золота? Али не слышал, что в Морановых Чертогах откупа не бывает?
Ответа не последовало.
Перед широко раскрытыми глазами юноши будто вся жизнь пролетела с самых малых лет, когда матушка его в люльке баюкала, и строгий отец хворостиной гонял за шалости. Раду потом сбежал вместе с пришлыми наёмниками. Хотел денег заработать, а вместо этого лежал на земле и молился богам.
Ведьма наклонилась почти к его уху и, шумно втянув воздух, прошептала:
– Не тать ты, и не наёмник. А потому возвращайся туда, откуда пришёл. Но, ежели ещё раз увижу в лесу, не пожалею.
Не помня себя от страха, Раду ринулся прочь так, будто за ним черти бросились вдогонку.
Мара ухмыльнулась. Слабых наёмников нынче Младич подослал. Никак не может успокоиться аннич. Всё обида его за покойного брата гложет. В прошлый раз плечо пришлось зашивать да месяц в горячке на полатях пролежать. Благо настойки из белоярусника были про запас, иначе бы отдала Моране душу, – стрела ядовитой оказалась.
– Вижу, забаву ты себе нашла – наёмников изводить – услышала ведьма, вздрогнула и обернулась.
Облокотившись на ствол дуба, сидел Черног и крутил в пальцах травинку. На лице его играла безмятежная улыбка, а глаза были прикрыты. И дерево, и трава вокруг него покрылась тонким серебристым инеем.
– Да ежели и так, тебе какая печаль? – Мара фыркнула и подобрала с земли арбалет. – Али полюбоваться пришёл? Не наёмники это, а так. Недоразумение.
– Добрая ты стала. Прошлых так не щадила. Одного в овраге уморила. Второго в лесу оставила на съедение волкам. А третьего… До сих пор бесноватым по улицам бродит, каждого шороха чурается.
– Сами пришли, я их не звала. Да было бы с чего бесноватым становится, коли от жадности разум потеряли?
Черног покачал головой, будто обдумывая слова ведьмы.
– Скажи, Мара, не устала ли по лесам от охотников прятаться? – в его голосе скользнула неприкрытая насмешка. – Осталась бы со мной, жила бы спокойной жизнью.
– Была твоей, да надоело, – отозвалась женщина. – Жесток ты, Черног. Безрассуден. Уж лучше змею целовать да от укуса змеи умереть, чем с тобой оставаться, – и, не обращая внимания на Чернога, она направилась в чащу.
Глядя в спину удаляющейся ведьмы, Тёмный Бог прищурился. В уголках губ застыла злая ухмылка.
– Что