– Послушай, Харви, – резко сказал я, – ты сказал мне, что я могу брать от мира все, что мне нравится. Я не собираюсь отступать или портить дело бездумными сантиментами, но – дайте мне слово, что когда-нибудь вы вернете ее? Осмелюсь сказать, что я просто глупец.
Он повернулся ко мне и посмотрел на меня с любопытством и не без неприязни.
– О, я не знаю! – сказал он. – Что человек желает – то он и получает. Да, я верну ее. Я хочу, чтобы вы были полностью со мной, Браунлоу, и я не боюсь, что вы станете капризничать. Дайте мне слово не возвращать ее до тех пор, пока это не будет безопасно, и я покажу вам, как это делается.
Я дал ему слово, и он показал мне, как получить желтовато-розовый свет, который возвращает нам ощущение того, что "продолжает существовать" все время. Он проиллюстрировал процесс с помощью стула, стоявшего в лаборатории, и барометра, висевшего на стене.
Я дал ему псиграфию леди Констанс. Он вставил ее в щель и включил синий свет. Было похоже, что она рыдает. Потом, видимо, я потерял сознание.
Когда я пришла в себя, Харви торопливо вывел меня на улицу, чтобы сделать еще несколько снимков; он запер свою квартиру и вышел с той же целью. Нужно было сделать достаточно, чтобы дезорганизовать всю администрацию, объяснил он, и прекратить хождения по домам, иначе нам ничего не светит.
Я пробыл на улице около часа, когда мимо проехали газетчики на велосипедах с пачками газет и возгласами: "Специальный выпуск! Уничтожение военного министерства и адмиралтейства. Исчезновение президента Франции и леди Констанс Харфорд. Две тысячи ученых арестованы!".
Другие выкрикивали: "Германский император предложил свою армию!".
Какие-то разносчики распространяли листовки, рекламирующие отправку многочисленных судов во Францию и специальных поездов в провинции. Обратные поезда должны были быть доступны "при восстановлении законного правительства или в течение четырнадцати дней после этого".
Я вернулся на квартиру в час дня, как и было условлено; по дороге мне встретились отряды полиции, уводившие лиц, заподозренных в занятиях наукой. Среди них я узнал профессора Рунтона, эксперта-электрика и химика соседа по дому на углу нашей улицы. Когда я дошел до самой улицы, то увидел, что она вся усеяна солдатами, а по домам ходят отряды. Офицер остановил меня и осмотрел фотоаппарат. Он позвал сержанта саперов.
– В этом аппарате что-то странное, – сказал он. – Вы ведь работаете в фотографическом отделе, Джонсон? Посмотрите на него.
Сержант отдал честь и осмотрел фотоаппарат, а затем и сделанные мною снимки.
– Это не фотография, сэр, – сказал он, – и я вижу позитив с изображением леди Констанс Харфорд.
Я носил его с собой для надежности.
– Она выполнена в виде вощеной карточки, а в газетах пишут, что она исчезла!
– Немедленно отведите его в управление, – сказал офицер. – Не теряйте ни секунды, – и они спешно потащили меня.
Я посмотрел в окно лаборатории – наша квартира находилась