– Я тебя не люблю, – сказала она.
Он молча рассматривал небо, собирающееся всхлипнуть дождем, далекую башню Лахта-центра, протыкающую тучу, и думал о прошлом.
Двадцать лет назад, когда редкое северное солнце нещадно грело тех, кто ловил его недолгие часы, на пляж пришла она.
Он играл в волейбол, сильные подачи поднимали мяч прямо в синее небо, откуда тот спускался быстрой ракетой, чтобы вновь взлететь. И тут он увидел, как она, в ярко-желтом купальнике, встала в круг. Засмотревшись, он пропустил мяч, влетевший ему точно в глаз. У нее до сих пор сильные руки, особенно это видно, когда она лихо управляется с тележкой в супермаркете.
– Сильно? – спросила она его, сидящего на песке.
– До свадьбы заживет, – улыбнулся он. Глаз медленно заплывал. Ее красотой он тогда любовался одним глазом. Внезапно небо фыркнуло, заволокло тучами, и на песок упал дождь.
– У меня машина, поедем в кафе? – пригласил он ее.
Она кивнула и взяла свою сумочку.
До свадьбы синяк не зажил.
Двадцать лет пронеслись ураганом песка, чувств, эмоций, счастья. Теперь они сидели на пустынном пляже.
Она взяла его за руку. Вдруг небо задумалось, нахмурилось и выплюнуло дождь прямо на них.
– У меня машина, поедем в кафе? – улыбнулся он.
Она кивнула и взяла свою сумочку.
– Понимаешь, это что-то сильнее любви, я не могу объяснить, что это и как, но я думаю, что ты понимаешь, – держа его за руку в машине, прошептала она.
– У меня то же самое, – ответил он.
Песок все так же лежал на пляже, по нему отплясывали капли дождя свое медленное чувственное танго. Каждая песчинка знала свое место в танце, на пляже, чувствовала все, что приносят стихии.
Так и каждый человек под действием чувств-стихий находит свое место в мире.
Остановите сансару для демона
Я сидел в темной комнате, раздвинув шторы, чтобы свет фонарей освещал хотя бы небольшой прямоугольник пола. По углам прятались тени, я их не боялся, тени в моей душе все равно были страшнее.
Финальную битву я проиграл. Любовь всей моей этой жизни снова ушла к нему, все повторяется на протяжении каждого оборота, я ничего не могу с этим поделать. Да, я гордец. Моя гордость стала причиной гибели моего учителя, его любимая женщина прокляла меня в момент своей смерти от разбитого сердца. Теперь я рождаюсь снова и снова, пока меня не полюбит женщина, в которой родилась душа дочери моего учителя. В этот раз снова не повезло – она ушла к нему, к тому герою с чистым сердцем, который никогда не предаст никого – по ее мнению. А мне остается писать стихи и грустить.
Куча бумажек со стихами валялась в углу, надо было их сжечь, да у меня не поднялась рука. Сейчас я готов к последнему стиху, а затем – уходить. Я всегда уходил на красную луну, это казалось мне романтичным и каким-то правильным. Демон уходит в ночь.
Я достал чернильницу с красной жидкостью – это была кровь, моя кровь. Почему-то для стихов кровь никогда не застывала,