«Помирать, так с музыкой», – вспомнил Тимофей присказку своего деда Ильи и напряг мускулы, собираясь повернуться и достойно встретить смерть, но в вое ветра, несущегося с залива, он вдруг услышал неясные звуки, сложившиеся в мозгу в чёткие слова: «Раньше смерти не умирай». Подставив лицо под леденящие струи воздуха, он вдохнул полной грудью и решительно сжал губы:
«И то правда. Покорюсь судьбе, а там видно будет».
8
– Иди вперёд, контра.
Дуло винтовки-трёхлинейки жёстко толкало в спину, причиняя боль в забинтованной руке. Тимофей понял, что бежать бессмысленно. Пришлось подчиниться. Он чуть оступился, наступив ногой на снежный комок, затем выпрямился, мимоходом заметив, что весь двор особняка Езерских забит солдатами, которые грелись у большого костра, разведённого на месте английской клумбы – гордости прежней хозяйки дома.
– Здравия желаю, товарищ Ермакова, кого ведёшь? – поинтересовался у его конвоирши вооружённый часовой в потрёпанной шинели со споротыми погонами.
– Контру поймала. Хотел через забор перелезть, хорошо, Котов помог скрутить, – сквозь зубы процедила женщина и снова провела винтовкой по Тимофеевой спине. – Поворачивай, мироед.
Он свернул с дорожки и переступил через знакомый порог бывшего особняка князей Езерских.
В детстве он переступал его сотни раз. В этих стенах прошло его отрочество, здесь был устроен лазарет для раненых воинов, но с тех пор, как Ольга Александровна продала строение, Мокеевым не довелось здесь побывать.
Его мачеха, княгиня Езерская, очень тяжело переживала продажу фамильного особняка. Порой Тимофею казалось, что вместе с родовым гнездом она продала и частицу себя самой. Переживания женщины понять было несложно: сюда она пришла молодой хозяйкой, здесь стала матерью, оплакала погибшего мужа и достойно, как от руки Божией, приняла своё разорение. Такое не вычеркнешь из жизни и не забудешь…
Скользя взглядом по просторному вестибюлю, Тимофей бессознательно отмечал изменения, произошедшие в доме за последние годы: цвет стен из голубого превратился в нежно-фиолетовый, стало больше позолоты на потолке, в нише появился камин, облицованный уральским камнем. Зато часы, отсчитавшие особняку немало счастливых зим и лет, остались прежние. Он бросил взгляд на циферблат: ровно десять часов вечера. «Представляю, как будут сходить с ума родные».
– Теперь налево.
«Значит, в библиотеку, – понял Тимофей, – этот коридор ведёт только туда».
При Езерских на полу была длинная ковровая дорожка, красная с зелёным бордюром, он пару раз падал на ней, а теперь кругом топорщился мокрый от следов ног вздыбленный паркет, расковырянный штыками. Не поскользнуться бы.
Насчёт маршрута своего пути он оказался прав: двое часовых, нещадно дымя самокрутками, стояли именно у двери в библиотеку.
Невидимая Тимофею комиссарша втолкнула его в книгохранилище, полмесяца назад