– Мадам, вы сами убедились, что фото не ваше. Мы вынуждены… – дальше она не слушала и не слышала, ей стало безразлично, всё. Передадут ли её нацистам, отправят ли в концлагерь сразу или отошлют назад, во Францию, в Дранси, где все евреи дожидаются отправки на смерть, только никто не знает, куда именно. «Наверно, это хорошо, что не узнали меня на моей же фотографии и не пустили в Швейцарию. Вскорости встречусь и с Дорочкой, и с Мишей, что мне здесь без них делать, особенно без моей девочки…»
Её, смирившуюся со всем, передали нацистам, и весь путь в закрытом кузове грузовика ей слышались строки из собственного стихотворения:
Это было, было и прошло.
Что прошло, то вьюгой замело.
Оттого так пусто и светло.
Потрясённой покинула Катя эту врачебную «практику», которая ей уже не казалась, а совершенно точно была преддверием ада – может быть одним из входов в него.
Она возвращалась домой в полупустом в этот позднеутренний час трамвае и всё думала-думала, но понять не могла – что же это было?
Откуда пришло к ней это до оторопи реальное видение? Из другого мира, в котором она была ещё не погибшей в концлагере поэтессой Раисой Блох? А то, что её сегодня в этой немецкой амбулатории не узнали на фото, как некогда на швейцарской границе не узнали Раису Блох, и тем обрекли на смерть?
Было ли это совпадением или случайностью?
Но в точности знала она только одно: ответов ей на вопросы не дождаться во всю оставшуюся жизнь…
«Вот уж в чём Карл Маркс точно был прав, – сказала Катя вслух сама себе, – так это в том, что история повторяется дважды – сначала как трагедия, потом – как фарс».
– Was? (Что?) – спросил пожилой немец, сидевший напротив.
– Nix, nix (Ничего, ничего), – только и ответила Катя.
Хроника насильственной смерти
Мы никогда не задумываемся над тем, как произошедшее событие порождает другое, себе подобное.
Так, казалось бы, забытая за своей далёкостью насильственная смерть человека, каким-то приглушённым эхом звучит в повседневной жизни его семьи и не только семьи, но и всех остальных людей, входящих в эту семью или оказавшихся в опасной близости к ней.
Итак, всё началось в 1937-м, приснопамятном году, образованием первичной ячейки советского общества – созданием семьи энкаведиста Василия Плюева и заочной слушательницы Промакадемии, выдвиженки в советскую торговлю, Клавдии Селиверстовой. Правда, собирались они пожениться через год или два, да Клава забеременела, и ячейку пришлось создавать досрочно.
В помощь своей Клаве привёл Василий деревенскую девушку, ровесницу жене, Матрёну, называть