– Опять надумали поиздеваться? Год не нужна была, а теперь вдруг понадобилась?
– Они были так дружелюбны! Не бойся. Сходи. По тону чувствуется, что всё будет хорошо.
– Не-е хо-очется, Эрика Георгиевна. Понимаете?
– Понимать я понимаю, но, думаю, в этот раз всё будет хорошо. Такое у меня предчувствие. Да и обещала я им… убедить тебя.
– Схожу, но только ради вас!
– Спасибо. Потом расскажешь, как прошла встреча.
Без ярости, с какой влетела в комендатуру я год назад, открываю дверь.
– Разрешите?
Комендант приподнялся навстречу:
– Да-да, проходите, пожалуйста.
– Я Шнайдер Тоня.
– Как же, как же, помню! Не забыл. Помню нашу первую встречу. Очень хорошо помню!
Ошалев от тона, я остановилась в дверях. Лицо – то же, но человек совсем другой – милейший, добрейший!
– Что вы встали? Проходите!
Я прошла и – застыла:
– Моё письмо? Как оно сюда попало?!
– Ах, куда же я вас посажу? – как бы извиняясь, пропустил он мимо ушей вопрос.
Оглянулась: в углу всё тот же венский стул – на трёх ножках.
– Не будете любезны присесть? Ничего другого нет, – развёл он руками.
– Вы издеваетесь?
– Нисколько, он не упадёт – стена держит, попробуйте! – и, возвращаясь на место. – Садитесь, пожалуйста!
Заискивающий, совершенно другой тон… предложение испытать стул со сломанной ножкой уже не обижало.
– Ну, хорошо. Меня он выдержит. Так почему моё письмо у вас на столе? Я не вам – в Кремль писала!
– Да-а… его вернули… разобраться.
– Оно не попало адресату. Вы его задержали.
– А вы выросли!
– Конечно! Повзрослела, поумнела…
– Да, вы уже не такая наивная девчонка, но всё такая же дерзкая.
– Так почему письмо здесь?
– Видите ли… Если бы каждый писал Сталину, а он отвечал, когда бы он работал?
– Во-первых, не каждый, во-вторых, он должен был знать, что творится в стране, как напрасно обижают людей.
– Думаете, он не знал?
– Об издевательствах над людьми? О том, что их напрасно обижали? Уверена, не знал.
– Ну, кто же над вами издевался, кто обижал?
– Вы.
– Я-я? Помилуйте… И чем же я вас обидел?
– Кричали, будто я преступница!
– Поставьте себя на моё место. Что бы сделали вы, если бы человек не явился?
– Я бы не работала там, где совершается несправедливость.
– И-интересная мысль!.. А если другой работы нет?
– Нашла бы!
– Ну, ладно… Давайте о письме, – и опять вкрадчиво, – ведь вы его не одна писали. Кто вам помогал?
– Мне?.. Помогал?.. Я что – совсем дура? Сама не способна сочинить?
– Я вас не оскорбляю. Напротив, допускаю, что вы сами могли написать. Но… в такие годы… и столько… Много!.. И очень даже глубокие мысли