Решение убежать на другой континент, на Запад, туда, где в воздухе пахнет не сладостями и маслами, а свежестью океанов и свободой духа, далось Фатиме непросто. Теперь, сидя на узком подоконнике старой съемной квартиры, которая, судя по глубочайшим трещинам на несущих стенах, могла быть свидетельницей Золотого века Голливуда, Фатима размышляла. Что именно заставило отречься от дома и пуститься в чужие края, сбросив по пути чадру, но оставшись практически босой?
Она сбежала вместе с Фархатом. Следом за ним. Ради него.
И почему те, кого мы так любим, никогда не ценят наши жертвы?
Объятые мягкой тишиной предрассветного города, двое молодых людей прогуливались по пустым улицам. Розовые лучи солнца, еще не видимые с высоты человеческого роста, уже отражались в стеклянных вершинах небоскребов. Наблюдая за их скользящими, пронизывающими, изгоняющими предутренний мрак движениями, Фархат шел, погруженный в свои мысли.
«В это время я бы принудительно совершал предрассветную молитву. Или нет?.. Здесь часы сильно отстают от Египта и Магриба. Получается, мусульмане, живущие в Хармленде, молятся неправильно? Нужно будет сказать Фатиме – в молитвах уже нет никакого смысла… Какой прок молиться в неподходящие часы? И какой прок молиться, если за все годы тебя так никто и не слышит?»
– Фархат, о чем ты так задумался?
Девушка с длинной косой светло-русых волос, перетянутой у лба узенькой повязкой, шлепала по пыльной обочине в пляжных сланцах. Широкая юбка скрывала ее небольшую хромоту. Она заинтересованно посматривала на Фархата, щурясь от бликов восходящего солнца.
– Я подумал, что могу не молиться. У этого есть веские основания.
– Что? – раздался ее смех. – Ты разве молишься?
– Уже нет. Но как только мы… я приехал сюда, я старался не пропускать молитвы.
– И зачем?
– Не знаю. Я привык.
Она щелкнула языком.
– Я ни разу не молилась. Даже когда помирала, все равно в голову не приходило. Зачем бы?..
– У вас это не обязательно. Вас больше не воспитывают так с самого рождения.
– А у вас?
– А у нас – обязательно.
– Тогда почему ты сегодня решил, что тебе можно не молиться?
– Потому что, – несколько растерянно ответил Фархат, – я уже запутался, где «вы», а где «мы». И что я должен делать, оставаясь как «мы», и что мне следует делать, как «вы», живя среди вас. Я даже не могу сказать, к кому я теперь принадлежу.
Они остановились и присели на низкую ограду парка, игнорируя табличку «НЕ САДИТЬСЯ».
– Кажется, ты слишком запариваешься из-за ерунды, Фархат.
Он обхватил себя за плечи джинсовой куртки, раскачиваясь на весу.
– Для тебя ерунда, что я запутался в себе?
Девушка легонько хлопнула его по плечу.
– Запутываются только те, кто много в чем-то путается.
Фархат вздохнул.
– Забудь.
– Это