Солнце раскололо скорлупу востока, а я был в сотне – плюс-минус десять – миль от Ахерона. Я открыл купол, дернул шнур самоуничтожения, спрыгнул на землю и побежал.
Через минуту сани провалились сами в себя и задымились. Я перешел на шаг, сориентировался и направился через луг туда, где начинались деревья.
V
В первые же пять минут Иллирия вернулась ко мне, и стало казаться, что я никогда не улетал. Солнечный свет, отфильтрованный лесным туманом, был янтарно-розовым; на листьях и траве сверкала роса; воздух был прохладным и пах влажной землей и гниющей растительностью – прекрасный запах. Маленькая желтая птичка описала круг рядом с моей головой, присела на плечо, просидела там десять шагов и улетела. Я остановился, чтобы вырезать себе посох, и запах белой древесины унес меня обратно в Огайо, к ручью, у которого я срезал на свистки ветки ив, оставлял их на ночь в воде, а потом обстукивал рукоятью ножа, чтобы легче сходила кора; неподалеку от того места росла земляника. Здесь я тоже нашел несколько диких ягод, крупных и фиолетовых, раздавил их пальцами и слизал кислый сок. Между тем яркая, как помидор, ящерица заворочалась на своем камне и переползла на носок моего ботинка. Я погладил ее гребень, потом спихнул ее и пошел дальше. Оглянувшись, я встретился взглядом с ее глазами цвета перца с солью. Я шел под сорокафутовыми и пятидесятифутовыми деревьями, и порой на меня падали капли. Начали просыпаться птицы и насекомые. Пузатый зеленый свистун затянул свою десятиминутную песнь сдувания, сидя на ветке над моей головой. Где-то слева ему подпевал приятель или родственник. Шесть фиолетовых цветков-кобр вырвались из-под земли и зашипели, раскачиваясь на стеблях; их лепестки трепетали как флаги, их тяжелые ароматы поражали как бомбы. Но я не испугался, ведь все было так, словно я никогда и не улетал.
Я продолжал идти, и травы становились ниже. Деревья сделались больше, от пятидесяти до семидесяти футов; между ними лежали многочисленные булыжники. Хорошее место для засады; и хорошее место для того, чтобы от нее укрыться.
Тени были глубокими, в вышине звучал параобезьяний хор, а с востока надвигался легион облаков. Низкое солнце щекотало им зады своим пламенем и бросало копья света между листьями. Лианы, кое-где обвивавшие гигантские деревья, поднимали цветы, точно серебряные канделябры, насыщая воздух ароматами храмов и благовоний. Я перешел через жемчужный ручей, сопровождаемый гребенчатыми водяными змеями, ухавшими по-совиному. Они были весьма ядовиты, но очень дружелюбны.
На другом берегу начался плавный подъем; по мере моего продвижения окружающий мир как будто едва заметно менялся. Я не мог связать это ощущение с чем-то объективным; просто казалось, что колода порядка была слегка перетасована.
Прохлада утра, прохлада леса не исчезла даже днем. Скорее уж она усилилась. В воздухе определенно чувствовался холодок; а позже к нему добавилось еще и ощущение влажности. Впрочем, к тому времени небо больше чем наполовину затянули тучи, а предшествующая грозе ионизация