– А ты обещай нормально разговаривать, а не фыркать и тогда я может быть не буду орать, – передвигаюсь пальцами ей на виски, и она снова в благоговении прикрывает глаза, а я зависаю.
Всегда зависаю. На большой тени от ресниц, которая падает ей на щеки. На послеоргазменном румянце. У меня всё еще стоит, но сейчас я не хочу секса. Хочу понять её, выйти из чертового лабиринта, в котором брожу уже туеву кучу времени.
– Зачем подстриглась? – пропускаю сквозь пальцы больше не длинные локоны.
– Говорят, девушка если хочет изменить что-то в своей жизни – должна сменить прическу, – отвечает, так и не открывая глаз.
– Оправдало себя утверждение?
Мотает головой.
– Неа. Наверное, оно подходит тем, кто действительно нацелен на изменения. Я же, вероятно, не готова к ним настолько, на сколько мне хотелось бы.
– И каких изменений ты хотела?
Мягко опускаю руки на плечи, массируя теперь уже их.
Открывает глаза.
– Забыть тебя.
Сердце дергается, как одурелое. Руки замирают, пока мы с Тарой смотрим друг другу в глаза.
Сказать что-то не получается. Молча принимаю этот удар, хотя на самом деле по рукам уже ток мчится. Желание сжать её плечи и встряхнуть так велико, что я на всякий случай убираю руки. Но не далеко. Перемещаю их ей на талию, а самого продолжает крыть. Она хотела забыть меня. Осознанно. Вычеркнуть из жизни.
– Из меня настолько хреновый парень?
Млин, у меня было много девчонок и ни одна из них не изъявляла желания меня забыть. Наоборот. Всем хотелось видеть рядом дольше и чаще. Почему же меня заклинило именно на той, кому это не надо?
– Думаю, если бы из тебя был хреновый парень, изменение причёски бы не понадобилось.
Тара ведёт пальцами по рисунку на моей футболке, а я чувствую это так, словно по оголенной коже проводит.
– Тогда почему?
Карие глаза отыскивают мои. Пульс рвёт вены, но я сижу как вкопанный. Даже голос стараюсь не поднимать, потому что мы и так в критической точке.
– Я больше не могу быть грушей для битья, Зак. Твоя любовь… она опасная для меня. Она как яблоко для Белоснежки, знаешь? Меня манит к ней, но стоит надкусить, как я умираю.
Белоснежка – её любимая сказка. Мы смотрели её десяток раз, не меньше, но всякий раз она влипает в неё, как впервые.
– Какого битья, Тар? Я хоть раз тебя ударил?
Отрицательно ведёт головой.
– Если бы ударил, я бы больше не посмотрела на тебя. Просто… – выдыхает, словно решается на что-то, – Ладно, ты сам хотел поговорить. Ты спрашивал переболела ли я? Так вот – нет. Я соврала. Я всё ещё думаю о тебе. Ты будешь смеяться, но даже сплю в твоей футболке. Только возвращаться назад не хочу. Точнее хочу, но… не туда. Не в ту точку. А другой не будет, потому что я слишком хорошо знаю тебя.
Превозмогая дурное сердцебиение, притягиваю её к себе вплотную и упираюсь своим лбом в её. Мне надо. Надо вот так, чтобы снова