Поцелуй Максимилианы становился настойчивее, а желание двигаться на Воланде – больше. Максимилиана приподнималась на нем и насаживалась вновь, продолжая жадно двигаться ему навстречу. Глубже. Чаще.
Мирон отвечал ей тем же – яростным животным желанием. Чуть спустившись на мокром диване, давая Максимилиане больше движения, он подхватывал ее ритм и поднимал над собой, направляя и сдерживая околдованную им наездницу. Его лицо озаряла счастливая улыбка. Он чувствовал, что вернул себе часть себя самого. Вернул себе его Максимилиану.
Максимилиана уже и забыла, что такое зависеть от этих диких чувств, забыла, почему не хотела испытать их снова. Максимилиана помнила только боль и их неуемные животные игры в жертву и преследователя. Боль вновь разрушала изнутри. Будто вырвали душу и прошлись по ней катком. Или мотоциклом. Или ножом. Ножом, что вновь разрезал ее жизнь на «до» и «после».
Но она не могла остановиться и требовала продолжения, пока силы не покинули ее полностью. Этот поединок вновь был проигран ее главному противнику. Мирон победил.