– Волхв Эльги вёл Мёртвых. Видел сам, – ответил кормщик, – но в руках обычного человека жезлы бесполезны. Нет здесь и меча Эльги.
– Но мы можем пробудить Деву…
– Поцелуй? Если ты ей не угоден, как гласит предание, окаменеешь, – добавил Евпатий, – и станешь спать до конца времён.
– Надежды больше не осталось, – прошептал Витень, – я пойду и на это.
– Согласны, старшина, – зашумели все, – слишком долго шли.
– Надо за жезлами охотиться, – сжал руки в кулаки Евпатий, – это вернее. Вернёмся на Алатырь, старшина? – и посмотрел прямо в лицо предводителю.
Но остальные богатыри осторожно подняли крышку, и положили на чистое место. От спящей отчётливо пахло жасмином. Эльга была очень красива, с белыми волосами, украшена золотом, платье также было золотым. Только лицо Мёртвой Царевны было ослепительно бледным, а губы – синими.
– У Альмы губы тоже синие, – прошептал Яромир, – буду первым…
– Мы за тобой, брат, – прошептал Витень.
Витязь склонился к гробу, и прижался губами к синим губам ведьмы. Ледяной холод ожёг его тело, и он упал рядом, на каменный пол. Словно он видел долгий сон… Шестеро Царевен, и юноша, совсем молодой, с белым до синевы лицом, с пепельными волосами, в совершенно невозможном наряде, скрепляет союз поцелуем, и Эльга распахивает свои льдистые глаза…
Когда очнулся, его бил озноб, и рядом так же лежали рядом и его соратники, все девять, один на другом. Страшно тряслись руки, он промёрз до костей. Со стоном открыл глаза Витень, и за руки поднимал ожившего Салита с пола.
– Что это было?
– Мы умерли, Яромир. Но умереть мы не можем. Лежали здесь три дня, – объяснил, отряхивая штаны, Салит, – давайте, гроб закроем. Вы видели, кого она ждёт…
– Есть же предсказанье… Ему должно быть двадцать лет.
– И как его зовут? – съязвил Евпатий.
– Все знают, и ты знаешь, Коловрат.
Коловрат, как видно, был растревожен происшедшим больше других. Воин, казалось, был просто похож на азартного игрока.
– Мёд здесь оставим. Когда Царевна проснётся, узнает, что мы приходили. Салит, напиши о нас.
Кормщик усмехнулся, и стал кинжалом выводить по липовому дереву руны, а затем промазал знаки чёрной пылью.
Так и уходили из пределов царевны витязи, не солоно похлебавши. Мимо них прошли и мертвецы, не обратив внимания, словно богатыри были мшистыми валунами на пшеничном поле. Яромиру казалось, что их недвижимые лица улыбаются, что даже Мёртвые смеются над ними. Витязь поднял голову, подставив лицо под холодные капли. Дождь здесь так и не переставал, казалось, капал даже за пазуху.
– Старшина, плывём на Алатырь, добудем жезлы. У них они, у Прях, у Вечных отшельниц. Уговорим, умолим.
– Пойдём, Евпатий, лодья ждёт, возвратимся. Надо идти в Гандвик.
– Ни с чем, старшина? – уже зло говорил богатырь.
– Ты дал клятву повиноваться, воин. Своей кровью.
Ладья ждала их на берегу,