– У меня получится, – сказала я. – Ведь в Мейляне вы надели мои доспехи, чтобы я могла сбежать и бороться дальше, потому что верили в меня.
Глазеющие на нас солдаты не могли подслушать, но Мансин все равно понизил голос, и я едва разобрала его слова в галдеже.
– Боюсь, генералы не забудут о былых ранах, – сказал он, – что бы ни думали простые солдаты. В чем бы ни нуждалась Кисия. Они ведь южане, их домам и семьям ничто не угрожает. Для них потеря Коя – повод ухмыльнуться. Император Кин сам разделил страну в непрекращающейся войне с вашей матушкой.
Я вздохнула.
– Я знаю, но если я собираюсь править Кисией, то всей Кисией, а не только к северу от реки.
Я опустила лук. Мне не нравилось, как он лежал в руке. Оставив Хацукой в Сяне, я как будто лишилась части тела.
– Давайте пройдемся, министр. Хочу осмотреть лагерь и поговорить с солдатами, как делал император Кин.
– Как пожелаете.
Мальчик взял у меня лук, но я оставила напульсник на запястье как напоминание о своей меткости. Уделял ли Кин внимание таким деталям? Я никогда раньше не задумывалась, сколько в нем было подлинного, а сколько выдуманного, прямо-таки человек-загадка.
Как только я покинула стрельбище, собравшаяся толпа загудела, и, вспомнив, как вел себя Кин, я обратилась к солдатам:
– Благодарю за то, что присутствовали на моей тренировке. Завтра увидим, сколько стрел я смогу расщепить.
Эти слова были встречены скорее удивлением, чем восторгом, но надо же с чего-то начинать.
– Не следует выставляться перед ними, ваше величество, – предупредил министр Мансин, когда я поравнялась с ним и наши сапоги захлюпали по грязи. – Император Кин никогда не стал бы этого делать.
– Но я не император Кин.
– Как вы не перестаете мне напоминать. Однако, как женщина, вы должны требовать к себе уважения даже в большей степени, чем требовал он, как простолюдин.
– Но его ведь уважали не оттого, что он требовал. А потому что заслужил уважение.
Мансин замолчал, сцепив руки за спиной и высоко подняв голову, слабый солнечный свет подчеркивал морщины на его лице. Заточение у левантийцев дало о себе знать, и рядом со мной шел худой суровый человек, который теперь мог и засомневаться, стоило ли приносить себя в жертву ради спасения моей жизни. Мне предстояло сохранить уважение не только солдат.
Шатры, вдоль которых мы шли, стояли прямо на траве, но дорожка между ними превратилась в глинистый овраг. Когда мы проходили мимо, солдаты кланялись, а я кивала и улыбалась им, как будто принимала парад, а не осматривала полевой лагерь.
– Как мне перевести внимание на них вместо меня? – спросила я, когда мы свернули в более широкий, но такой же раскисший проход. Мимо прошмыгнули несущие подносы с едой мальчишки, при виде меня они изумленно распахнули глаза. – Я хочу… поговорить с ними. Узнать их лучше.
– Так поговорите.
– Но что им сказать? При дворе обычно обмениваются любезностями