– Влево. Ползком.
Сергей Васильевич шепнул это прямо ей в ухо – так тихо, что его голос не перекрыл шепота речных струй.
Который теперь час? Не разглядеть в темноте циферблат. Но светает в октябре уже не рано, и в этом их надежда.
Сколько времени ползли до леса, Вероника не поняла. Силы ее удвоились, или утроились, или даже удесятерились, может. Кочки, только что пройденные ногами, она ощущала теперь всем телом.
«Только сознания не теряй, ну пожалуйста!» – билось у нее в голове, когда вслушивалась в его слабеющие вдохи и выдохи.
И только когда оказались наконец под лесными кронами, Вероника села на траву и выдохнула тоже.
Сергей Васильевич оперся локтями о засыпанную листьями землю, приподнялся, прислонился спиной к широкому дубовому стволу и сказал:
– Иди. Не теряй времени.
– Куда? – не поняла она.
– В Польшу теперь не получится. Подвел тебя. Уходи обратно. Как можно дальше. В деревню не заходи. Там следят, кто и откуда. Донесут. На Старовиленский тракт тоже не надо. Лесами до Минска добирайся.
– Вы какие-то глупости говорите, Сергей Васильевич, – поморщилась она. – Давайте перевяжу лучше.
– Мне твое самопожертвование до… – Он выругался так, что она снова вспомнила пинский госпиталь. – Живее отсюда, ну!
– Не понукайте, не запрягли, – отрезала она и, не дожидаясь разрешения, расстегнула на нем поддевку.
Бок был залит кровью так, что даже ей стало не по себе, хотя она самых страшных ран навидалась. Но одно дело в госпитале, когда подается вся возможная помощь, а другое – под кустом у границы, когда помощи ожидать неоткуда и даже отлежаться невозможно, потому что каждый час только приближает опасность.
– Можно взять ваш нож? – спросила Вероника.
Он молча кивнул. В темноте она видела, как блестят его глаза. Долго ли он продержится? Движения ее сделались быстрыми, машинальными.
Она достала нож из-за голенища его сапога, а из своего заплечного мешка вынула белье. И покраснела, вынимая, – хорошо, что в темноте не видно. Какая же дурында! Взяла с собой шелковую сорочку с кружевами… В размышлениях о первой брачной ночи. Но кто же мог знать?
Хорошо, что нож был острее бритвы. Вероника легко рассекла сорочку на полосы и спросила:
– Коньяк остался?
Он снова кивнул. Фляга была у него во внутреннем кармане поддевки. Вероника обработала коньяком и туго перевязала рану, потом протянула ему флягу. Он молча глотнул. И длинно выдохнул – конечно, ему тяжело дается молчание. Но от коньяка, может, хоть чуточку полегче станет.
– Простите… мою резкость, – наконец проговорил он. – Но я не могу позволить, чтобы вы из-за меня жизнью рисковали. Довольно и того, что я вашей рискнул.
– Помните берлогу? – сказала Вероника. – Мы должны до нее добраться. Это не очень далеко.
– Заляжем на зиму?
Улыбка дрогнула у него на губах. Она почувствовала, что сердце ее дрогнуло тоже. Чудны дела твои, господи! Так учительница словесности