– Ты что творишь? – Рафаэль схватил меня под локти, завернул руки за спину.
– Ты защищаешь эту мразь? – Не в силах ударить рукой, я дважды саданул в Попугая коленом. – Это же тварь! Таких не исправить! Мерзкие еретики!..
– Да уйди же ты! – в отчаянии закричал Рафаэль Попугаю. – Он же тебя убьет!
Тот, может, и рад был бы уйти, да только уже не мог. Он лежал у кучи кирпичей, в беспамятстве размазывая кровь по лицу. Рафаэль оттащил меня в сторону. Я рванулся, еще и еще. Наконец мне удалось высвободить правую руку. Я резко развернулся.
– Ну давай! – вскричал Рафаэль. – Чего ждешь?
Я замер: цифры «1034» смотрели в его лицо! В лицо моего лучшего друга!
Я опустил руку, разжал дрожащий от напряжения кулак.
– Посмотри на себя, – кричал Рафаэль. – Нет, на нас всех! В кого мы превратились? Это, по-твоему, борьба со злом? По мне, так это и есть зло!
– Заткнись!
– Наслаждаемся чужой болью, словно маньяки! Врываемся по ночам, как бандиты, пряча лица! – При этих словах Рафаэль сорвал с лица маску и швырнул себе под ноги: – Противно!
– Надень немедленно! – Я в страхе посмотрел по сторонам. Никто не видит?
– А если не надену, то что?
И в следующий миг он отшатнулся, держась за лицо.
– Да-да, вот наша истинная сущность, – Рафаэль улыбнулся разбитыми губами. – Точнее, теперь уже ваша сущность. Не моя! Потому, что мне с вами больше не по пути!
И, повернувшись, он пошел прочь.
– Рафаэль, стой! Стой, я сказал!
Он обернулся:
– Меня зовут Толик! Слышишь? Я – Толик! А еще у меня есть фамилия – Шувалов! Прощай, Братство Тьмы!
И он растворился в ночи.
Вдали раздавался вой сирены.
– Михаэль, надо ехать! – Гавриэль потянул меня за рукав. – Скорее!
И мы, перепрыгивая через стонущие, корчащиеся на земле тела еретиков, побежали к автобусу. Когда отъезжали от стройки, я увидел в окошко, как Попугай поднялся и взял в руки кирпич…
Обратно ехали молча. Впрочем, я понимал, что все думали об одном и том же. «Как, как он посмел?» – недоумевал я. Такого поступка я мог ожидать от кого угодно, но только не от Рафаэля. Ведь он из всех нас был самым набожным, самым преданным, самым начитанным и самым идейным. Почему? Хотя больше меня пугал не этот вопрос. Как к этому отнесется магистр?
В зеркале водителя я увидел настороженные глаза сидящего за рулем отца Годфри.
– Почему вас трое? – спросил тот, осмотрев салон. – Где Рафаэль?
– Он не с нами, – нехотя ответил я. – Доберется своим ходом.
– Пострадал или другое?
– Другое.
Отец Годфри перестал сверлить нас глазами и снова смотрел на дорогу. К чему лишние вопросы, если все равно решающее слово будет за магистром?
Я поймал на себе и растерянный взгляд Уриэля.
– Он