– Да тут особо нечего рассказывать. Я работала с Таф… с Дэвидом в театре, и мы с ним подружились.
– Так вы были одной из девушек «Ветряной мельницы»?
Покраснев, Грета кивнула.
– Да, но только несколько месяцев.
– Тут нечего стесняться, дорогая. Женщины должны как-то зарабатывать на жизнь, и до тех пор, пока мир не очнется и не увидит в нас внутренний стальной стержень, каждой приходится выкручиваться, как может. Вот, например, взять меня. Типичная представительница английских женщин из высшего класса. Даже с приставкой «достопочтенная» перед фамилией. В детстве я должна была сидеть дома и учиться вышивать крестиком, хотя мои братья – у которых, как по мне, на всех не было даже одного мозга – получали образование в Итоне и Оксфорде. Один спился и сумел с годами опозорить всю семью, а другой дал застрелить себя на охоте в Африке.
– Господи, мне так жаль это слышать.
– Не о чем тут жалеть. Он это заслужил, – ворчливо сказала ЭлДжей. – А я провела последние тридцать лет в Марчмонте, работая то тем, то другим, и это было счастливейшее время моей жизни. Но, однако, кажется, мы снова вернулись ко мне. Боюсь, это одна из моих дурных привычек. А мы говорили о вас. Не хочу показаться грубой, но какие именно у вас отношения с Дэвидом? – Вытянутый нос ЭлДжей почти сморщился от любопытства.
– Мы с ним добрые друзья. И все. Правда.
– Будет ли неподобающим с моей стороны предположить, что мне кажется, будто Дэвид неравнодушен к вам? В конце концов, он не то чтобы пускает в свой коттедж всех встречных девушек без разбора.
– Как я сказала, мы с ним только друзья, – Грета почувствовала, что краснеет. – Дэвид помог мне, потому что у меня больше никого нет.
– А как же ваша семья?
– Я… Они все погибли во время Блица. – Это была ложь, но ЭлДжей не могла этого знать.
– Ясно. Бедняжка. А ребенок?
– Его отец – американский офицер. Я думала, он любит меня, и…
ЭлДжей кивнула.
– Ну да, такое случалось во все века, и, я уверена, будет продолжаться веками. И далеко не всем так везло, как вам, дорогая. По крайней мере, у вас, благодаря моему сыну, есть крыша над головой.
– И я всегда буду за это признательна, – сказала Грета, внезапно ощутившая себя потрясенной и на грани слез.
– Ладно. Вы не против, если мы поедим прямо тут, на подносах? – спросила ЭлДжей, меняя предмет разговора. – А то в столовой так холодно и мрачно. Насколько я помню, ее всегда использовали только для поминок.
– Вовсе нет.
– Ну и хорошо. Тогда пойду принесу ужин.
ЭлДжей скоро вернулась, неся две тарелки, наполненные добротным мясным рагу и сливочным взбитым пюре.
– Это просто чудесно, – сказала Грета, жадно поглощая пищу. – То, что мы ели дома во время войны, было просто ужасно.
– А