– …Предатели, мерзавцы! – вопил Ирод, брызжа слюной. – Все твои Невидимые – полное дерьмо! Как они могли упустить магов?! Как, я тебя спрашиваю?! О-о боги, везде измена… измена! Каленым железом выжечь эту скверну! Выжечь, выжечь!..
Он схватил со стола чашу с неразбавленным фалернским* вином и выпил ее до дна, не переводя дух. Ароматная влага охладила внутренности царя и острая боль от разыгравшейся язвы притупила свое жало, терзавшее Ирода с того момента, как ему донесли о бегстве магов.
– Ты еще здесь?! – напустился он на Халафту. – Отыскать магов и доставить их в Ершалаим живыми или мертвыми! Нет, живыми! Они обманули меня! У них нет ни чести, ни совести! Я хочу посмотреть в глаза магам перед тем, как палач вырвет их лживые языки! Поди прочь!
– Слушаюсь и повинуюсь… – Все еще не веря, что отделался лишь испугом, Халафта, не поднимая головы и не поворачиваясь, попятился к выходу, благо он был недалеко.
– Нет, постой! – окликнул его Ирод. – Как я понял, и с младенцем Машиахом у тебя ничего не вышло.
– Мои подчиненные рассказывают невероятные вещи…
– Еще бы им не рассказывать. Проворонили… негодяи! Но это дело поправимое. Возьмешь отряд наемников, посулишь им большую награду, и пусть они убьют в Вифлееме всех младенцев возрастом до двух лет. Всех! Среди них точно будет Машиаф… скорее всего лжеМашиаф. Но лишняя предосторожность не помешает.
Халафта, ожидавший от царя чего угодно, невольно отшатнулся. Убить младенцев?! За такой грех иудеи проклянут не только самого Ирода, но и всех исполнителей кровавого действа. Халафта не боялся мести иудейского бога, у него были свои боги, но и они вряд ли одобрят избиение младенцев.
– Повелитель, люди могут восстать… – сказал он робко.
– Это не страшно. Возьми не сотню наемников, а две. А с восставшими, если они появятся, пусть разбирается прокуратор Иудеи. Это его задача. Будьте с людьми пожестче, и они не осмелятся взяться за оружие. Люди по своей природе трусливы и эгоистичны. Все, все, уходи! И за дело, за дело!
Халафта ушел. Ирод выпил еще одну чашу фалерно и, немного помыкавшись в полном одиночестве в своих богатых покоях, решительно направился в мавзолей Мариаммы. Вскоре оттуда раздались стенания и плач.
Над Ершалаимом распластала свои огромные крылья темная ночь…
Прошло немногим более тридцати лет. Шестнадцатого числа месяца нисана* Гай Кассий, центурион* Десятого Восточного легиона, которому император Октавиан за победу в абордажном бою с флотом Помпея присвоил звучное имя «Fretensis» – «Сокрушительный», стоял вместе с воинами своей центурии в оцеплении. Зимним лагерем и штаб-квартирой легиона считался город Кирра, но в Иудее