Я думаю.
И выходит… хотя, кажется, начинаю понимать.
– Начал он с семьи. Наша небольшою была. Я, брат младший Федька, и сестрица… старшая. На два года. Матушка больше рожать не могла, за то отец её пенял, что, мол, нагрешила она, если Господь силу женскую отнял.
Мне не жалко старуху.
Нисколько.
Потому что…
– Воспитывал нас… он и вправду полагал, что добра желает. Порол… вот. И меня. И Федьку. Матери твоей тоже доставалось крепко, но все ж не так. Девка. Учиться он ей запретил. Сперва ей. Потом уж и прочим деревенским начал говорить, что, дескать, учеба излишняя вредит. Что дело бабы – покорность и все такое… не все слушали, да он упертый же ж. И главное, это я толком сказать ничего не могу, язык кривой, а он вот умел. Даже я вон, хоть знал его, настоящего, а тоже заслушивался… одно время верил даже, что виноватый и грешный, недостойный. Он же привез откуда-то семьи, из тех, что старой веры держались. Поселил. Общину думал создать… ну как думал, не только думал… деревня-то к тому времени чуть захирела, а тут ожила. Люди появились, скотина. Лесопилку поставили, мельницу. Еще кое-что так… стариков да старух местных приголубили, мол, уважать надобно. Я-то еще мелким был, оно большею частью мимо меня проходило.
Он траву погладил.
– Но рос… рос и как-то оно… душно мне тут было. Тягостно. Посты и молитвы. Молитвы и посты. Мать в черном ходит, глаз поднять не смеет. А потом будто раз и все-то вокруг девки тоже в черном, тоже глаза в пол. И заговорить не с кем… а отец заметил, что я на девок заглядываться стал. Ну и выбрал мне невесту. Еще радовался, вон до чего славно, у меня невеста, у сестры жених. Мне шестнадцать только. Какая невеста?!
Кажется, его и сейчас-то наличие этой невесты возмущало до крайности.
А я, кажется, начала что-то понимать.
Жених.
И… вряд ли такой, которого матушка полюбила.
– Она сбежала? – поинтересовалась я. – Моя мама?
Только недалеко.
Или побег не удался?
Глава 4
– Не совсем. Если бы так… – он замолчал, глядя в воду. – Тут, недалеко, лес начинается… сперва обыкновенный, потом…
– Необыкновенный?
Странно, что меня это нисколько не удивляет. Кажется, начинаю привыкать к тому, что необыкновенного в моей жизни день ото дня прибывает.
– Именно, – он улыбался тяжко, точнее, может, когда-то улыбка эта и была красивой, но ныне шрамы прочно заковали лицо, и часть его стала неподвижною маской, а другая – тоже маской, пусть и подвижною, но оттого лишь более жуткой. – Необыкновенный…
Повторил он это донельзя странным тоном.
– Лесной народ? – догадался княжич. И видя мое недоумение, пояснил. – Когда-то… в Европе было неспокойно. И люди воевали с теми, кто не был людьми.