Хмыкнул.
– Заговор, – сказал он. – От незваных гостей. Причем сильный, старый и на крови. Поэтому и работает.
– Как?
– Посмотри, – Лют взял меня за руку. Пальцы у него теплые, а я понимаю, что замерзла. – Вот так… не спеши. Чувствуешь?
Разве что прикосновение его.
Или… да.
Тепло, исходящее от порога. И заклятье не на нем. В нем. Заговор? Из тех самых, старых, которые наука не то, чтобы отрицает, скорее уж осторожненько так, с оглядкою, сомнением, упоминает, что есть они. Но с недоказанной эффективностью.
И в исполнении сложны.
А зачем сложно, когда можно проще и эффективней? По этой самой науке.
– Мы пройдем, – я первой перешагнула через этот порог, держа княжича за руку. Званый он гость. Званый и нужный. В сенях темно. Оконце давно заросло пылью, и свет почти не пробивается, но его хватает, чтобы увидеть стену. Да, на ней когда-то висели грабли, и лопата, и еще там, дальше, ведра стояли. А веник из березовых прутьев до сих пор жмется в углу.
И я касаюсь стены.
А под пальцами оживает сложная вязь заговоров. Они отличны от заклятий, в них нет четкой структуры, скорее уж заговоры похожи на сложные узоры из тех, что вышивают по сей день на рушниках и сорочках.
– Это… – княжич тоже видит. И руку мою не отпускает. – Надо же… я прежде только читал… твоя мать была ведьмой?
– Нет.
Я помню. Я ведь довольно большой была, когда она заболела. И будь она ведьмой… ведьмы, даже необученные, нужны, особенно в селе. Их уважают.
Им кланяются.
К ним идут с нуждой ли, с бедой ли.
А мы… к нам редко кто заглядывал. И теперь мне кажется, что матушку в селе вовсе сторонились. Не могу вспомнить, чтобы кто-нибудь к ней в гости приходил. Или чтобы она останавливалась с кем-то поболтать. Мы и в магазин-то выбирались не на привоз, а ближе к вечеру.
Почему?
Кухня.
Земляной пол. Печь… мама её белила каждую весну. А к осени та все одно становилась темною. Однажды я нарисовала на печи цветы, мелками…
Вот они, до сих пор.
– И тут, – княжич касается бока. – Твое творчество?
– Это в тот год, когда мама…
Я не смогла сказать это вслух. А он понял. Кивнул. И уточнять не стал.
– Если не она, то та, что до нее точно была ведьмой. Взгляни.
Снова вязь.
– Я не все понять могу, но вот эта часть, – палец Люта очерчивает круг, – встречается во многих мотивах украшений. Считается, что для крепости. Но зачем на печи?
– Для сохранения жара, – я вдруг поняла. – А это… это чтобы огонь не выбрался. И в стенах тоже, от огня.
Нет, узоры не стали понятны, просто… просто я вдруг почувствовала, какой из них и для чего надобен. И пожалуй, я бы смогла повторить.
Или создать свой?
Правильный.
Поэтому и ненаучные они, что нет правил, как и нет вовсе одинаковых. У каждой ведьмы своим выходит.
Комната одна. И две кровати. С высокими спинками да на пружинах. Они еще скрипели жутко, помню, когда ворочаешься. И провисали в центре. Мама под свой потом доски подкладывала.