Снег идет 100 лет…. Вячеслав Малежик

70-х годов, квартира, с высокими потолками, люстрой, кожаным диваном, креслами и стульями с высокими спинками вокруг обеденного стола. Но особенно поразила меня керамическая скульптура китайского болванчика или императора-мандарина, в общем, дядьки с большим пузом и складками на теле, как-то там задрапированного ихними китайскими одеждами, а также высокая, опять же китайская (судя по орнаменту), ваза, в которой стояли высушенные стебли то ли тростника, то ли камыша. На стенах была пара картин с традиционной китайской атрибутикой (фонарики, дома с типичными крышами, какие-то драконы) и черно-белый портрет мужчины в очках, с сигаретой в руке. Заметив мой интерес к фотографии, Анна Александровна сказала, что это ее покойный муж – отец Сергея и его старшего брата Геннадия. Старший сейчас подойдет.

      – Анна Александровна, простите мою серость, но я никогда не бывал в подобных домах. Откуда вся эта красота?

      – Ну, что-то осталось от моих родителей, не все раскулачили, – смеясь, сказала хозяйка «салона», – а что касается китайских мотивов, то наш папа был видным ученым-геологом. Еще во времена дружбы Китая и СССР Александр Петрович возглавлял экспедицию по поиску чего-то, о чем даже нам не говорили.

      – Да уран они там искали, – встрял Сергей.

      – А ты, Сережа, если тебя не уполномочивали, то и не болтай зря языком. Так вот, Слава, мы всей семьей с детьми более трех лет жили и работали в Китае.

      – Это какие же годы?

      – Ну я же сказала, еще во время дружбы…

      – Это я понял, просто мне интересно, где Сережа и Геннадий учились?

      – Сережа был маленький и сидел вместе со мной дома, а Гена ходил в русскую школу. Там же в те годы было море наших специалистов, и мы жили, как в коммуне.

      – Сережа, а ты китайский-то помнишь?

      – Ну какие-то общие фразы, практики нет, и потом – когда это было-то?

      – А вот и Геннадий, – встрепенулась Анна Александровна, – вы тут знакомьтесь, а я пошла на кухню. Домработницы у меня нет, так что приходится все самой. Кстати, хочу, Слава, вас предупредить, Геночка только что развелся, и поэтому «мы у нас женоненавистник».

      В комнату вошел мужчина без каких-либо признаков, за которые можно было бы ухватиться при описании внешности. Во всяком случае, шика маменьки и запоминающейся внешности младшего брата – такого, знаете, выпускника гитлерюгенда на выданье – в Геннадии мной не было замечено.

      – Ну что? – с интонацией рубахи-парня протягивая мне руку, сказал Гена. – Это ты тот музыкант, про которого мне все уши прожужжал Серега?

      – Нет, тот, про которого Серега, это Элвис Пресли.

      – А ты кто тогда?

      – А я – Иван Коротышкин, Йан Шортер по-ихнему. Слыхал?

      – Ну-ну… Московская интеллигенция? – молвил Гена, не зная, обижаться или нет.

      – Разрешите представиться – Вячеслав Малежик, музыкант.

      – Славик, не гони… Гена сейчас несколько не в себе и не всегда понимает шутки.

      – Быстро за стол, а то мальчику, – обняв меня за плечо, сказала Анна Александровна, –