Принцесса с планеты Сприс. Эрли Моури

при Орэлине?

      – У меня нет оснований не доверять ему. И все-таки, – перебирая пластиковые листки в шкатулке, Быстров с минуту молчал. – Идем в мою каюту. Есть вещи, которые я хотел бы обсудить лично с тобой, немного позже с А-А. И может быть потом, если не возникнут особые причины, то с пристианцем.

      – Лучше в мою каюту, – Ивала проворно вскочила с кресла. – Мне нужно принять ионный душ, переодеться, хоть чуточку привести себя в порядок, – она мазнула пальцем по щеке, на которой еще были следы сажи.

      Войдя в покои галиянки, освещенные зеленовато-голубыми бликами, Быстров устроился на широком диване, поставив на колени шкатулку. Ивала, нисколько не стесняясь его, сбросила одежду и вошла в душевую кабину. По желанию хозяйки каюту тут же наполнил терпкий аромат трав Листры и музыка, стройная, холодная и воинственная, напоминавшая Седьмую симфонию Шостаковича. В приглушенном свете Глеб несколько минут разглядывал документы из шкатулки, читал замысловатые строки на пристианском и размышлял о тайне наследницы Фаолоры. Иногда он посматривал на душевую кабину: там за полупрозрачной дверью нежилась в ионных потоках галиянка. Грациозные и полные силы линии ее тела, всегда приводили Быстрова в восторг, даже трепет, обдававший его то жаркой волной, то будивший желание заключить Ваалу в объятия, но почти всегда он сдерживал себя. Раньше, много лет назад сдерживал потому, что была Олибрия. А потом, когда в отношениях между ним и графиней после некоторых неприятных событий пролегла трещина, сдерживал, сам не понимая почему. Может быть потому, что не хотел больше никогда слишком крепко соединять свою жизнь с женщиной, может быть потому, что его настораживали некоторые жутковатые привычки галиянки или потому, что за столько десятков лет, он оставался землянином, не привыкшим к вольным галактическим нравам.

      Ивала вышла, облачившись в серебристо-черный халат, и села рядом с Быстровым разбросав по плечам роскошные, уже сухие волосы.

      – Мы одни, Глебушка, – полушепотом сказала она, наклонившись к нему. В глазах ее словно свернулись и распустились сиреневые цветы. – Скажи мне, только очень честно… В убийстве графини ты подозреваешь меня?

      – Н-нет, – после недолгой заминки ответил Глеб.

      – И все-таки подозреваешь… Ведь у меня нет алиби. У Орэлина и Агафона есть – ты видел их двоих перед самой смертью пристианки, а у меня нет. Ты не можешь знать, где я была в те минуты.