Надежда коснулась ладонью обелиска, черное сияние на вершине каменного столба стало ярче – если можно так выразиться применительно ко тьме. Нас, можно сказать, затемнило – под куполом стало сумрачно. Как бывает в летний день, когда все небо закрывают чернильные густые тучи. Дальше – больше: обелиск Тьмы стал вдруг сочиться жидкой Тьмой, которая ручейками – контрастно выделяющимися на белом мраморе, побежала по ведущей к центру дорожке.
Зрелище, надо сказать, впечатляло и пронимало. Быстро посмотрел по сторонам – Бертезен, которая стояла слева, смогла сохранить бесстрастный вид. Справа от меня стояла Ангелина, и я чувствовал ее испуг. Да, зрелище не для слабонервных, я сам с трудом сохранил спокойствие. Сумрак еще вокруг настолько плотный, что я даже не вижу Гарсию, которая стоит на Кругу напротив меня, дальше всех. Магнуссона и да Сильву вижу, но плохо – только силуэты.
Ползущая по белому мрамору Тьма между тем добралась до центра Круга Стихий. Я с замиранием сердца ждал, что Надежда сейчас превратится в темное чудовище, но ничего подобного не произошло – Тьма, не касаясь ее, заняла углубление алтаря, вытесняя концентрированную стихийную энергию.
Несколько десятков секунд ничего не происходило, как вдруг под накрывшим нас куполом стало очень ясно и светло – субстанция, вытесненная из углубления алтаря Тьмой, добралась до обелисков, каждый из которых расцвел ярким сиянием. Удивительное зрелище равнодушным никого не оставило. Я видел, как остальные озирались. Надежда, конечно, сейчас делает нечто особенное – даже я это понимал.
Кавайная светлость действовала уверенно и абсолютно спокойно. Сейчас она выглядела невероятно серьезно. Глядя на ее лицо, я вдруг вспомнил, как она умеет смущаться и мило краснеть. Последний раз подобное было, когда она говорила мне про Лондон…
«Да, в Лондоне! Ну это там, где рыба, чипсы, дрянная еда, отвратная погода…» – вдруг вспомнил я оригинал фразы из художественного фильма «Большой куш» в переводе Гоблина-Пучкова. Как вживую в голове прозвучала у меня эта фраза узнаваемым голосом с немного гнусавыми интонации.
Вот чем меня так недавно сказанная Надеждой фраза смутила! «Да, в Лондоне. Это где дрянная еда, мерзкая погода и Мэри, зонтик ей руку, Поппинс», – говорила она. Вот почему кавайная светлость так мило краснела – в оригинале фразы зонтик Мэрри Поппинс предполагалось отнюдь не в руку давать подержать.
Так, ладно, потом. Вопрос с приветом из родного мира, конечно, серьезный, но сейчас на первом плане происходило более масштабное действо. Правда, на создание четырех аватаров стихий это совсем непохоже: под ногами у Надежды сейчас заклубилась серая дымчатая мгла, расползаясь по сторонам и словно побегами плюща обходя сияющие стихийной