– Не все люди живут в покое. Почему ты должна?
– Ты, черт возьми, серьезно?
– Дай мне телефон. Я больше не буду повторять.
– Нет, – я передразниваю его тон. – Я больше не буду повторять.
Тогда он делает что-то неожиданное.
То, чего я никогда бы не предвидела.
Его пальцы обхватывают мое запястье, сжимающее телефон.
Что-то в моем животе скручивается болезненным, странным образом.
Эйден никогда не прикасается ко мне.
Последний раз это было два года назад, когда он обхватил рукой мое горло.
Его прикосновение… такое же.
Мозолистое. Грубое. Удушающее.
Он не прерывает мое дыхание, как в прошлый раз, но воздух вокруг меня потрескивает, а затем перестает существовать.
Он тянется к телефону, но я выхожу из ступора прежде, чем ему удается выхватить его.
Мы боремся несколько секунд. Или, скорее, я изо всех сил пытаюсь блокировать его. Он как бык, гоняющийся за красной тканью.
Неудержимый, кровожадный бык.
Тяжело дыша, я прижимаю телефон к груди.
Эйден не колеблется и тянется за ним.
Почему, черт возьми, я думала, что у этой задницы есть границы?
Пытаясь заблокировать его одной рукой, я ослабляю ленту, а затем засовываю телефон в лифчик.
Я торжествующе улыбаюсь, поднимая к нему подбородок.
Дымчатые глаза Эйдена блестят чем-то нечитаемым.
– Ты не могла не облажаться.
– Что?
– Ты действительно думаешь, что это остановит меня?
Эйден ныряет рукой прямо к моей рубашке и расстегивает первую пуговицу. Я так потрясена, что смотрю на это с приоткрытыми губами, никак не реагируя. Только когда он добирается до второй пуговицы, я нажимаю ему на грудь ладонью.
– Ч-что, черт возьми, ты делаешь? – я кричу.
Он делает паузу, наклоняя голову набок с этим маниакальным выражением лица.
– Ты собираешься отдать мне телефон?
– Н-нет.
Он продолжает манипуляции с пуговицами на моей рубашке. Мое горло сжимается, и я чувствую, что вот-вот начну учащенно дышать. Я толкаю его, но его хватка – сталь. Непробиваемая, твердая сталь.
– Хватит!
Странный огонь течет по моим венам и напрягает мышцы. Я понятия не имею, как это объяснить, кроме того, что Эйдену нужно убрать от меня свои долбаные руки.
Я снова нажимаю на его грудь, но он уже расстегнул три первые пуговицы, так что стал виден край моего лифчика.
Мои губы приоткрываются, когда я понимаю, что еще находится на виду.
Мой послеоперационный шрам.
В течение многих лет я делала все, что было в моих силах, чтобы его не видела ни одна живая душа. Я никогда не носила рубашек с глубоким вырезом. Я купила цельные купальники, которые скрывали мою грудь. Мне даже не нравится показывать его своей тете. Ким, вероятно, видела его дважды, да и то лишь случайно.
И теперь Эйден смотрит на него.
Он не только пялится. Он пожирает его взглядом, как будто это какое-то чудо.
Он