Руководство Национальной Службы здравоохранения, сообразив, видимо, что при возникшем общественном резонансе сделать хорошую мину уже никак не получится, распространило 2 мая заявление, в котором грозно пообещало расследовать все обстоятельства побега Джона Страффена.
На этом активность медицинского ведомства оказалась исчерпана – приехавшая в «Бродмур» комиссия никаких упущений в режиме содержания пациентов не усмотрела и виновных в его нарушении не отыскала. Персонал и администрация Бродмура были признаны невиновными в том, что стена, окружавшая больницу, оказалась смехотворно низкой, а навес, примыкавший к стене, построили за много лет до того. Непонятно, правда, почему никто не озаботился его уничтожением, но искать ответ на этот неудобный вопрос комиссия сочла излишним. Что же касается штатской одежды, которая так удачно оказалась под робой беглеца, то выяснилось, что больным разрешали надевать её под униформу, поскольку в помещениях лечебницы стоял стылый холод (даром, что апрель месяц катился уже к самому концу). Так что по результатам служебного расследования стало ясно, что никто из персонала «Бродмура» ни в чём не виноват.
В мае, июне и первой половине июля 1952 г. полиция проводила дотошное расследование всех обстоятельств побега Страффена. Его дважды вывозили на местность, где тот показывал проделанный путь, кроме того, ему устроили очные ставки со всеми, с кем Страффен непосредственно контактировал до, во время побега и в момент задержания. В общем, практически всё, совершённое им 29 апреля 1952 г., подверглось тщательной реконструкции, хронометражу и сверке.
Кроме одного – убийства девочки на велосипеде.
Свою причастность к убийству Линды Бойер преступник так и не признал. При этом он никак не объяснил свои странные оговорки, навлёкшие в своё время подозрения в его адрес. Надо сказать, что в ходе следствия Страффен выпукло продемонстрировал довольно специфический вид хитрости, который условно можно назвать «хитростью идиота». Он довольно внятно, связно и даже многословно вёл беседы на темы, которые его интересовали; мог обсуждать абстрактные понятия, например, эмоции, воспоминания, религиозные представления, но когда разговор касался тем ему неприятных, Джон моментально становился косноязычным, бестолковым в ответах и мог даже вообще умолкнуть посреди фразы, так и не закончив её. Видимо, из своего опыта общения с врачами он вынес представление о том, что статус человека с задержкой развития защищает его от неудобных расспросов и позволяет уклоняться от неприятных разговоров.
Но на полицейских допросах приём этот не срабатывал, точнее говоря, он не позволял Страффену добиваться своей