Геолог замедлил шаг, остановился. Перед ним был крутой каменистый обрыв. Взгляд пробежал по прослоям глинистого сланца, изломам доломита и уткнулся в острые прямоугольные выступы черного базальтового камня.
Казалось, что на обрыве вырисовывались какие-то крупные, переплетавшиеся друг с другом таинственные знаки. Это была не западная латынь, не восточная кириллица, не китайские иероглифы. Беззвучно шевеля губами, Зайдин то ли прочел, то ли почувствовал буквы, которые складывались в загадочное словосочетание:
Мы придем сюда снова.
Старое фото
Зарумов лежал на спине, смотрел на небо и готовился к смерти. Она должна была прийти не когда-то в неизвестном будущем, а в совершенно определенное время: через 2 часа, 32 минуты и 16 секунд. Именно в этот момент прекратится жизнеобеспечение его скафандра, и он окажется навсегда один в мертвом мире вечного безмолвия.
Его звездолет вчера попал под космический шквал мелких и крупных метеоритов. Это вывело из строя навигационные датчики, и ослепший корабль, потеряв курс, разбился о твердую поверхность незнакомой планеты.
После катапультирования Зарумов осторожно отбросил отработанные ракеты и огляделся. Вокруг царила суровая мрачная пустота, полный вакуум. Ни воздуха, ни воды. Лишь голая равнина, в отдельных пониженных местах прикрытая слоем почвы, состоявшей из небольших гладких шариков, неподвижных и однообразных.
Он достал из заплечного ящика инвентарную экспресс-лабораторию, установил на штативе приборы и провел многоцелевые геофизические и атмосферные измерения. Планета была однородна, тверда и холодна по всей своей глубине и не оставляла никаких надежд на получение хоть небольшого количества тепла, энергии или еще чего-либо.
Зарумов посмотрел на то, что раньше служило кораблем. Звездолет был разбит, сплющен и ни на что не годен, как старая консервная банка.
Он лег на спину, подложив под голову бокс с информационными материалами. До конца оставалось уже всего четырнадцать минут. Зарумов достал пластиковый пакет со старой объемной фотографией. Пусть в последний миг с ним будет рядом ласковый взгляд милых родных глаз.
Это был один из самых счастливых месяцев его жизни. Они втроем поехали тогда в отпуск на побережье к морю. Пляж, горы, яркое жаркое солнце.
В тот день, когда было сделано это фото, они бегали по пляжной гальке, которая щекотала и колола пятки, а Эва с Белочкой громко хохотали и, взявшись за руки, паровозиком бросались в воду. Как им тогда было хорошо, как они были счастливы!
Зарумов оторвал взгляд от фотокарточки, снова посмотрел на окружавшую его мертвенно-серую почву. Здесь, на планете, тоже была галька, но разве такая, как та, земная, родная.
Он закрыл глаза, стал ждать, Прошла минута, другая, третья. Но что это? Ничего не происходило. Дышалось по-прежнему легко. Где он, мог быть, в загробной жизни, в которую верили предки? В аду или раю? Зарумов