Русские офицеры, даже не на службе, всегда ходили в форме. В штатских костюмах они выглядели странно, даже подозрительно. Так, мой отец и его друг насторожили ювелира Бушрона, принеся ему драгоценности моей матери для ремонта. Видя столь дорогие украшения в руках столь сомнительного вида субъектов, ювелир посчитал своим долгом сообщить в полицию. Лишь после того, как отец показал ему свои документы, он признал ошибку и рассыпался в извинениях.
Однажды, когда я с матерью был на улице де ла Пэ, к нам подошел продавец собак. Маленький рыжий комочек с черной мордочкой, отзывавшийся на имя Наполеон, так мне понравился, что я стал умолять мать купить мне его. К огромной моей радости, она согласилась. Сочтя непочтительным оставлять псу имя столь знаменитого человека, я переименовал его в Гюгюса[31].
В течение восемнадцати лет Гюгюс являлся моим неразлучным и преданным другом. Все, от членов императорской фамилии до беднейших наших крестьян, знали и любили его. Это был настоящий парижский пацан. Он благодушно позволял наряжать себя и выставлять в важных позах перед фотографом. Обожал конфеты и шампанское. Немного опьянев, он становился бесподобным. Когда у него были газы, он подходил к камину и совал зад внутрь очага со смущенным, словно извиняющимся видом.
У Гюгюса были свои устойчивые симпатии и антипатии, и никто не мог помешать ему выразить презрение, задрав лапу на брюки или платье его врага. Он настолько невзлюбил одну из подруг моей матери, что нам приходилось запирать его, когда она приезжала в гости. Однажды она явилась в восхитительном бархатном платье от Ворта. К сожалению, Гюгюса забыли запереть. Только она вошла, он бросился к ней и обильно оросил подол ее платья. С дамой случился нервный припадок.
Гюгюс мог бы выступать в цирке. Одетый жокеем, он залезал на пони или, с трубкой в зубах, изображал курильщика. У него были охотничьи инстинкты, и он приносил дичь, словно настоящая охотничья собака.
Как-то к матери заехал обер-прокурор Святейшего синода, и, поскольку его визит, на мой взгляд, чересчур затянулся, я придумал поручить Гюгюсу выпроводить его. Накрасив, словно старую кокотку, а я не пожалел ни пудры, ни румян, надев парик и облачив в платье, в таком виде выпустил его в гостиную. Прекрасно понимая, чего я от него жду, он эффектно вошел на задних лапах, к ужасу нашего гостя, который не замедлил откланяться. Чего я и добивался.
Я никогда не расставался с моим псом; он сопровождал меня повсюду; по ночам он спал рядом со мной на специальной подушке. Когда художник Серов писал мой портрет, он захотел, чтобы на нем был изображен и Гюгюс. По его словам, это была его лучшая модель.
Когда Гюгюс умер в возрасте восемнадцати лет, я похоронил его в саду нашего дома