– Почему? Отец его непутёвый объявился?
– И да, и нет… В общем, там такое дело, в ближайшее время суд будет, и…
– Да что случилось-то? Он натворил что-то?
– Андрей? Нет, он-то ничего не натворил. Отец его… В общем, его хотят прав родительских лишать. Он пьёт, ребёнком не занимается, бьёт. Там разврат и… ну, ты же сам видел, что там.
– Видел, – соглашаюсь я.
– И что, его куда? Нельзя, чтобы он до суда у нас побыл?
– Нет, там правила очень строгие… В общем…
– Его поместили в детский дом, – вступает отец, – в Берёзовском.
– В детский дом? – восклицаю я. – Зачем? Он же и так в интернате живёт.
– Затем, что интернат для тех, у кого есть родители, а если у ребёнка родителей нет, значит его надо поместить под опеку.
Да, это я всё, конечно же, хорошо знаю, да только вот хреново как-то. Нет, правда хреново…
– А ему позвонить-то хоть можно? Или съездить, навестить?
– Можно, хотя это всё очень непросто, особенно сейчас, перед судом.
– А когда суд? – спрашиваю я.
– Вроде, через месяц, – отвечает отец.
– Ну, он хоть звонил оттуда?
– Звонил один раз, – кивает мама. – Голос, конечно, не очень был, но бодрился. Сказал, что ребята нормальные вроде.
Вроде… Вот то-то и оно, что вроде…
– Надо к нему ехать. Сейчас Платоныча попрошу или дядю Гену опять.
– Да подожди ты, герой, – злится отец. – Тебе нельзя никуда ездить, ты и так после вон какой дороги. Надо к врачу скорее показываться да лежать сейчас.
– Пап, у меня уж всё затянулось давно. Ну ты что!
– Да вот то, то самое. Я-то уж знаю, о чём говорю. Опыт имеется… Затянулось у него. Скажи спасибо, что тебя вообще отпустили. И Юрию Платоновичу тоже спасибо… И потом, куда на ночь глядя?
– Какая ночь? День ещё.
– В это время к нему точно не пустит никто. Ложись в постель давай. Ужинай или обедай, не знаю, что это у тебя, и – в горизонтальное положение. Без разговоров, это приказ.
По еде домашней я, естественно, очень соскучился, несмотря на сносную больничную пищу и постоянные гостинцы с деликатесами, но сейчас кусок в горло не лезет, даже мамины голубцы… Блин, надо Трыню вызволять, попал братишка… С адвокатом попробовать перетереть? Я звоню Платонычу и он обещает подумать.
Сплю я плохо – рана беспокоит. Знаю по прошлому разу, болеть зараза долго будет. Главное, половина груди нечувствительна, а под ключицей боль кромешная. Проклятые нервы…
Утром еду в больницу. Звоню на фабрику и директор присылает машину. Можно было бы пройтись, больница находится в пятнадцати минутах, это та самая «двушка», в которой я лежал когда-то с Платонычем, но родители настаивают, чтобы я ехал только на машине. Ладно, не хочу с ними спорить, расстраивать, итак они натерпелись из-за меня.
Хирург внимательно рассматривает мои бумаги, выписки, заключения и снимки.
– Ну что же, Егор, – выдаёт он резюме. – В принципе, картина хорошая, но боли меня настораживают. Расслабляться