– Умереть…
– Нет-нет, должна уйти с ним… в ваш совместный египетский Сумрак, скажем так. А падающая маска с лица Всадника Апокалипсиса должна из года в год, и во веки веков, обнажать этим людям-червям чудесную идею, божественную женственность, то бишь величие Елены Прекрасной…
– Люди не черви, Тифон. Тут ты не прав.
– Черви, черви, пластиковые черви, привязанные к земле… Ну-с, давай не терять время. Бородач уже бежит. Er wird dir das Herz herausreißen7.
– Но Елена перекует моё тело по свœму образцу! – взбунтовалась невеста вампира. – Она будет выглядеть, как выглядела всегда! – да как захочет она будет выглядеть, пока я со своим любимым отдамся в Сумрак далеко не египетских и далеко не из пластика червей!
– Ну что поделать…
Мёртвый лебедь,
Посмотри-ка вдаль —
Ликуют совы,
Ко всему готовы,
Ничего не жаль…
Порвал альковы
Брат Песочный
И седьмой удар
Нанёс Сестре своей молочной,
Звёздной, как овчар.
Овечек Бога не боюсь,
Живу, люблю, молюсь
И новую историю
Рассказывать берусь.
Был шестьдесят четвёртый
Апостол Пуд упёртый
Читал большой Талмуд
И прочитал весь. Этот Пуд
из семидесяти апостолов Христовых одевался в один только лишайник, но зато превращал Иоанна Богослова в Иуду Иаковлева, отбирал два послания у Тимофея, переезжал постоянно в Рим, но у Колизея сомневался и в желании подражать грекам в субботу начинал отращивать едва заметную бородку, настолько едва, что видна на четверинку она была лишь при свете фонаря, того самого, при дрожании которого искали Эль-Кадоша, т. е. Святого, т. е. Христа. До воцарения ортодоксии как Его только не называли, хотя имя Его всегда начиналось на букву
Хχ.
Пусть у Нириева будет сердце вощаное, а ноги каменные! пусть самому себе он доставит смертоносное наслаждение! двадцать один разок! но никак не деве бедной Камилле, которую по-детски любят и осёл, и белый медведь, и орёл, и лисица, и даже дьявол отошёл во тьму внешнюю, что дороже всех сирийских и британских богатств, когда он понял, что тоже любит голос Камиллы, шепчущий как Тихий Океан, но мы, одетые в ткани, но не в лишайники, знаем, что и до Алтая доходит мирная песня Океана о линиях, о парадоксах, обо всём новом и неожиданном,