…Лопареву завернули руки за спину и стянули веревками, а потом опеленали тело до пояса. И все это молча, без единого слова.
Апостол Павел поторапливал: вяжите, вяжите!
– Хорошо ли скрутили барина?
– Скрутили! – поднялся Ларивон. – Пусть Сатано призовет, чтоб развязал нашу повязку.
– Благостно.
Лопарев онемел от неожиданного наскока бородачей. С чего такая напасть? Ведь только утром старец Филарет разговаривал с ним и клялся, что возлюбил его, «яко сына родного»!
Вспомнил о пачпорте пустынника. Не выручит ли?
– Вы што делаете, рабы Божьи? Как вы удумали связать пустынника с пачпортом? Или не были на всенощном моленье?
– Го-го-го! – заржал гигант Ларивон. – Вот баит, вот баит! Ишь, пустынником заделался. Ты еще скажешь нам, барин, щепотник поганый, откель получил пачпорт праведника. Сказывай!
– С березы снял. С березы.
Апостол Павел пнул Лопарева в лицо, аж в глазах потемнело. Угодил в губы мокроступом. Лопарев задохнулся от злобы. Грязным мокроступом – да в лицо! Такого с ним не вытворяли в казарме Петропавловской крепости.
Попытался вскочить, но двое навалились на него, да еще Ларивон помог, и давай садить барину. Били, били да приговаривали: «За барскую кровь твою, за омман, за омман! Паче того, за пачпорт, за пачпорт. Такоже. Такоже».
– А-а-а, дьяволы! Космачи! Чтоб вам сдохнуть! Сволочи сивобородые! – крикнул Лопарев.
А праведники бородатые избивали до тех пор, пока у барина не помутился в голове весь свет – черное слилось с белым и образовалось оранжевое, огненное. Кровь текла из губ, из носа, подбитый глаз затек, и в ребрах будто что-то хрустнуло.
Праведники присели передохнуть.
Лопарев долго лежал на спине, еле переводя дух. Небо кружилось над ним, как шатер над каруселью. В голове гудело. Потом он повернулся и опять увидел небо у горизонта. Плыли тучи, рваные, черные, как серые овчины. Ленивые, бесформенные, как вот эти бородатые праведники.
– С-со-о-ба-а-а-ки! З-за-а ч-что вы… меня, а-а-а?
Апостол Павел лениво предупредил:
– Молчай, щепотник. Ишшо не то будет во славу Господа Бога нашего. Аминь.
У Лопарева закипели слезы. Чуть не разревелся. Пересиливая боль в ребрах и в паху, еще раз спросил:
– За што вы меня? За што?! Я же… я же… в кандалах приполз… под знамением…
– Молчай, пес грязный! – пхнул мокроступом Ларивон. Метил в губы, а угадал в лоб. – Будет тебе ишшо знамение, погоди маленько. Совращать праведников объявился. Юда окаянный. Под поповскую церковь подвести хотел, кровопивец.
– Я-я ничью кровь не пил, космач! Собака!
И еще пинок. Лопарев успел отвести голову. Ларивон лениво подполз к барину и давай