То, что Мария не еврейка они афишировать нигде не стали. Свадьбу справили дома и без гостей. Жених раздобыл у знакомого нэпмана бутылку грузинского вина, а из купленного на рынке судака приготовил своё любимое рыбное блюдо.
– А ты знаешь, как оно называется? – спросил Иван, дотрагиваясь вилкой до напичканного овощами судака?
Мария изобразила на лице задумчивый вид, словно пытаясь что-то припомнить, но тут же отрицательно покачала головой. Она, конечно же, знала это еврейское блюдо. Прошло уже достаточно много лет, с тех пор, как она работала в местном трактире. Но в памяти эта обычная для тогдашней забегаловки еда, осталась, казалось, навсегда. Но, сейчас ей захотелось, чтобы муж в эту минуту почувствовал себя главой семьи, и она хотя бы таким образом попыталась показать это.
– Нет, – слукавила она.
– гефилте фиш! – с гордостью произнес Иван.
И в дальнейшем на протяжении их совместной жизни она всегда старалась сделать так, чтобы последнее слово оставалось за ним. Так они и жили. Работали и мечтали о детях. Но с ними все никак не получалось. Пока, наконец, в тридцать четвертом не родилась дочка. Но отцовское счастье длилось недолго. В начале тридцать седьмого Сальникова арестовали. Обвинили во всех смертных грехах и присудили десять лет лагерей.
Наказание Иван Андреевич отбывал в Норильском ИТЛ. Пытался оттуда писать домой, но безрезультатно: ответов не было. В сорок седьмом в возрасте пятидесяти трех лет освободился и вернулся в Вологду. Надеялся узнать хоть что-нибудь о семье, но безуспешно. На работу устроился в местный драмтеатр реквизитором. Вскоре познакомился с актрисой одного из ленинградских театров, который был в Вологде на гастролях. Отец у девушки в свое время тоже был репрессирован и умер в лагере. В сорок девятом к его огромному удивлению Дина забеременела, а в ноябре у них родился сын. Сальников перебрался в Ленинград к новой возлюбленной. Дина Знатная, так звали девушку, воспользовавшись своими связями, устроила его реставратором в главный музей города, где он поднабрался знаний в области культурных ценностей. Там Сальников проработал несколько лет, после чего опять же по инициативе и протекции жены занял денежное место в комиссионном магазине.
Сальников замолчал, подошел к тумбочке и достал бутылку коньяка.
– Не желаете?
– Нет.
– А я промочу горло. Всегда нервничаю, когда о прошлом вспоминаю.
– И что больше о золоте Мария никогда не говорила? – спросил Суворов.
– Нет.
– А что тот Семен? Фамилию у него помнишь? Неужели они с Марией ни разу не встречались после того как она из тюрьмы вышла?
– Встречались, когда дочка еще не родилась. Но о чем говорили, не знаю. Мария сказала, что виделась с ним. И что