Вздохнув по загубленной красоте, Пал Палыч продолжил рассказ. Капитан контрразведки, сколько ни бился, не смог заставить его признать неправомерность ареста осважника. Тогда сыскач принялся выспрашивать про имущество своего человека. Подполковник твёрдо заявил: «Не ведаю». На это контрразведчик извлёк из портфеля показания прапорщика Садова, в которых последний собственноручно изложил, как поделили скарб задержанного.
– Естественно, я втолковал ему понятие трофея, чтоб он нас мародёрами не выставил, – Решетов вытер руки поданным ординарцем рушником, взялся за портсигар.
– Чем всё кончилось? – Воротынскому история наскучила, но старшего в должности и чине надлежало слушать.
– Не егозите, поручик. Сейчас будет самое занятное. Он к часам репьём приклеился. На черта они ему сдались, спрашивается? Дешёвка! Одно название, что «Qualite Breguet». Пришлось озвучить, что упомянутыми часами был награждён старший фейерверкер Куликов, вскорости смертельно раненный в бою…
– А Рома-то как? Возвращаться собирается?
– Садов? Болваном будет Ромуальд, ежели пару месяцев не прокантуется в тылу.
– Кость у него всё же задета?
– Откуда я знаю, поручик? Что у вас за скверная привычка – перебивать? Ну, так вот, м-м-м… На чём я осёкся? Ага… капитан от меня не отстаёт. Допытывается, где мы фейерверкера эвакуировали, кому передали… А мне таить нечего. На Становом Колодезе, говорю, определили на перевязочный пункт первого Корниловского. Там Ерофей Захарович и преставился, упокой, господи, его грешную душу. Как думаете, Владислав, из-за чего такой сыр-бор?
– Ума не приложу, – Воротынский открыл лючок амбразуры, пригляделся. – Подходим, господин полковник.
– Все по местам! – Решетов преобразился, решительно растёр окурок в жестянке из-под консервов, занял место в командирской рубке.
«Витязь» замер в лесопосадке, не доезжая до станции Стишь. Здесь железная дорога плавным изгибом уходила влево. Пункт для скрытого наблюдения был подходящ.
«Гром Победы» сошёл с рельсов у входного семафора. Съехавшая задняя площадка косо громоздилась на насыпи. Следующий вагон, стащенный с путей наполовину, опасно накренился. Ствол установленной в нём пушки, защищённой бронёй спереди и с боков, уткнулся в гравий. На откосе виднелась глубокая борозда, вспаханная дулом, пока бронепоезд тормозил до полной остановки.
– Как их угораздило? Мы тут вчера раскатывали как на салазках, – старший офицер прилип к «цейссу».
Поручик Воротынский предположил, что ночью рельсы рванули пироксилином красные диверсионеры.
– Охранением следовало озаботиться, – Решетов оторвался от бинокля, энергично тряхнул головой, отчего мотнулись толстые щёки. – План действий утверждаю следующий…
Работам по поднятию потерпевшего крушение состава способствовал клочковатый туман, расползшийся из оврага. Сегодня на смену утренним заморозкам,