Илья кивнул. Что-то сжалось внутри. Незримый свет проник в душу, и она заметалась, испытав и нестерпимую боль и огромную радость одновременно. Он долго стоял у картины, потом быстрым шагом, чуть ли не бегом устремился в свои залы.
…Отец увидел, как сын покидал выставку – на очень бледном, в одночасье осунувшемся лице выделялись огромные, опрокинутые в себя глаза. Глаза юного Ильи Богомолова.
Дома на столе он оставил записку: «Уехал на дачу. Хочу отдохнуть. Прошу не беспокоить
– Пусть побудет один. Ему это очень надо сейчас, – мягко сказал отец встревоженной матери. Если бы он знал…
Через неделю родители все же решились побеспокоить его. На их настойчивые телефонные звонки никто не отвечал. Гонимые каким-то недобрым предчувствием, они помчались на дачу, что находилась за сто километров от города. То, что они увидели там, сделало их несчастными на все последующие годы вплоть до самой смерти – в ванне, заполненной, казалось, одной кровью, лежал их гениальный мальчик. Глаза его были широко распахнуты, и возникало ощущение, что не синий кафель нависающего потолка, а неведомые синие дали отражаются в них.
В зале повсюду были разбросаны незавершенные порванные картины, на которых едва успела засохнуть краска. Отец долго рассматривал их:
– Он искал себя, того, прежнего, – сказал с болью. – Он искал Свет.
* * *
…Ослепительный благостный Свет не озарил душу, выпорхнувшую из туннеля. Она металась в серой мгле, тщетно взывая к милосердию.
– Боже, Ты дал мне Знание, которым не обладают простые смертные, и невиданной силы талант. Но я, праздный и самодовольный, растерял все, не смог употребить мне дарованное во благо людей! Я снова не оправдал Твоих надежд. Но молю Тебя, дай мне еще одну попытку… Еще одну попытку…
– Господи! Ты где?
– О, Господи…
⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Что посеешь, то и пожнешь
БУМЕРАНГ
Далекие сполохи не принесли в город долгожданной грозы. Тяжелая липкая жара пропитала воздух, повисла в мастерской, находящейся под крышей 12-этажного дома. Марат выругался и бросил кисть.
«Все равно не успею», – подумал он. А вслух сказал:
– Жара. Ничего не клеится.
– Жара тут ни при чем, – ответила из-за ширмы Валерия. – Ты взялся писать не в своей манере, вот и не получается.
– Что значит не в своей манере?! – вскипел Марат. – Что ты хочешь этим сказать?
Опрокинув стул, он с грохотом подскочил к занавеске и отдернул ее.
– Ты взялся писать вещь, в которую надо вложить тепло души. А этого у тебя нет, – спокойно ответила Валерия.
– Начинаются бабские штучки. Дурой была, дурой и останешься! – зло прокричал Марат.
– Да