..после громкого биения сердца злодей ступает на Темную Сторону, и ничего страшного не происходит. Палач вздыхает спокойно. Чтобы оправдать свое здесь присутствие, злодей начинает шарить по карманам одного из близнецов. Выкидывает оттуда ключи, кое-какую мелочь, кошелек, оттуда он выкидывает бумажные деньги, фотографию Алисы, – перед тем, как ее выкинуть, Палач несколько мрачно на нее смотрит – затем находит в кошельке еще одну фотографию, но не выкидывает ее, а все так же мрачно на нее смотрит. Он видит лицо господина Кудесника.
Он ложится спать. Женщина, как и положено, на кровати, но сейчас она спит. У Инквизитора завтра тяжелый день. Предыдущая глава не совсем предпоследняя. Танк разрушает Пиратон.
КАМЕНЬ
Сложно причинить себе боль. Гвоздь не был большим. И не был гвоздем, строго говоря, был винтовым саморезом. Как и везде, нужна опора на усилие. Я желал, чтобы кожа расступилась от усилия, но она не расступалась. Со стороны это могло напоминать усилия нетрезвого плотника, за тем исключением, что вместо дерева была чья-то плоть. Последний день лета, последний бзик праздного ума. Тогда я еще не решил спать на полу, я спал, как спят все не желающие знать. Меня по инерции устраивали обои с розами, и устраивал собственный сон. Лишь пристальный взгляд на розы в один неприметный день стал перебором в мире ночного комфорта пыльной комнаты, определил желание причинить себе боль, стать сырым, как первобытный неуч, не оснащенный ничем, кроме суровости кем-то выдуманной жизни.
Наконец-то! пришла! боль! Садист победил мазохиста в матче болевых. Результат устроил обоих. Я остался довольным собой. Кровь не текла, но острие гвоздя стало кровавым. Кривая стигмата кривого мученика. Боже! как бесполезны «да» и «нет» в моем поиске! Как безграничен мой восторг и как же прозаичен, ибо реален. Гвоздь не гвоздь, саморез не саморез, но спираль, впивается в плоть подобно лестнице не Иакова, но ведущей в никуда. Как же хорошо упиваться лишениями! мнимою жестокостью себя, усладой сытого неофита возвращаться к истоку мира, ибо зло не зло в нем, а двигатель. Энергия, движущая, чрезмерная для человека поверхностей, глупого юнака или старого труса, не берущих жизни жен или женоподобных мужей. Я благодарен всем им и каждому. Не смирен, но благодарен, ибо, зачем камень, если нет огорода для камня? Рана стала неудобной. Запах металла и сырости и неуютное копошение в руке стали единым, тем, что превышает мой уходящий в никуда восторг. Я осознал, что не ровен час, и приду к тому, от чего уходил, и стал думать, искать в своем прошлом знания и желания, дабы превратить мелкую жизнь настоящего в качественно большую трагикомедию будущего.
Crimson Joyϟ 04:04
– Здесь нет его имени, – сказал Рома, как только отложил тетрадь в сторону.
– Следователь делал правки, в конце указал.
Рома нашел и прочитал следовательскую правку, затем с убеждением, что его политическая уверенность – все-таки не шелуха, сказал Ане:
– Я