Растают в небе легче дыма,
Поскольку жизнь неизъяснима
И в пепел обращать права
Судьбой добытые слова.
Молчат высокие леса,
Безмолвны медленные реки,
Чтобы могли мы в кои веки
Ушедших слышать голоса.
Молчат высокие леса.
Побудь со мною, тишина!
Моё проклятье и спасенье,
Раскаянье и воскресенье,
И оправданье, и вина.
Побудь со мною, тишина.
«Вслед за омутом – мели…»
Вслед за омутом – мели,
Блики солнца на дне,
В дымке чёрные ели:
Тихий август на Цне.
Пахнет поле полынью,
В небе ястреба тень,
И последней теплынью
Наливается день.
Храма Божьего главки,
Желтизна там и тут.
Лишь старушки на лавке
Безмятежно цветут.
Чей-то слышится клёкот
За остывшей рекой…
До зимы недалёкой
Далеко-далеко.
Тихо катится солнце
За рябиновый куст,
А вода из колодца
Ледяная на вкус.
«Леса одеты в рыжий мех…»
Леса одеты в рыжий мех,
В огонь, прозрачный и летучий.
Уже без солнечных прорех
Неповоротливые тучи.
Дрожат заречные огни
Живою строчкой многоточий.
Чем быстротечней гаснут дни,
Тем нескончаемее ночи.
Уснули стылые ветра,
Лишь тьма колышется сырая…
Глаз не смыкаешь до утра,
По крохам жизнь перебирая.
Неверной памяти вино
Отравит горечью былого
И отболевшее давно
Вдруг обожжёт до боли снова.
Встречая осень у крыльца,
Поймёшь, печальный и смущённый,
Как прост был замысел Творца.
Тобой ни в чём не воплощённый.
«Всё это было так…»
Г. З.
Всё это было так:
Вечерний снегопад
И музыка не в такт,
И речи невпопад.
Струящийся в окно
Невыразимый свет,
Забвенное вино
Необратимых лет.
И мы – к щеке щека,
И мы – рука в руке,
И впереди – века,
И – жилка на виске.
Сошедшие с ума,
Повергнутые ниц.
Два маленьких холма,
Две тени от ресниц.
Жизнь, как предсмертный крик,
Не набело, вчерне.
Ей холодно, старик,
В твоём худом челне.
Таится по углам
Кладбищенская мгла,
Но мы остались там,
Где музыка была.
Нас времени река
Несёт – рука в руке.
И впереди – века,
И – жилка на виске.
Звезда
Таинственную обретая силу,
Стремительно пронзая толщу лет,
Летит к земле
Её неугасимый
И всё-таки
Такой