А потом?
Мы как раз почти закончили взбираться к Веруккьо.
А что потом… Твой папа уже купил линейки, угольники и миллиметровку. Но после тех персиков «кардинал» все разом взял да выбросил.
Со стола убираем под новости. Он заваривает растворимый кофе, разбавляет молоком. Ставит чашку и мне, трет глаза. Плечи пловца, а бедра девчачьи. И усы. Косит под Волонте у Серджо Леоне, а выходит Д’Алема[2]. Выпив таблетки от сердца, вдруг тянется к колоде для брисколы[3], лежащей в плетеной корзинке.
– Давай сыграем.
Я пью кофе.
– Играем или нет? – он отхаркивается, прочищая горло.
– Мне поработать надо.
– Всего партеечку, – и начинает тасовать. Потом надевает очки, закуривает. Мне сдает три карты.
Брать не спешу. Гляжу на него, он – на меня.
– Партеечку – и хватит, Сандро.
Играем. На третьем ходе бубновая тройка бьет моего бубнового короля, и уголки его губ ползут в стороны, как у лягушонка. Ухмыляется:
– Вечер обещает быть нескучным!
– А обычно, значит, скука смертная?
Он давит окурок в пепельнице.
– Вчера давали Скорсезе – «Славных парней». Помнишь сцену, где официант с забинтованной ногой, а Пеши[4] в него стреляет, – взяв карту, он сует ее к тем, что держит в руке. – А ты, ты чем по вечерам занят?
Я тоже беру карту, кончики пальцев совсем сухие.
– Работаю, гуляю. Как-то так.
– Джулию еще вспоминаешь?
Бью его пикового коня тройкой.
Специалист по электронике и телекоммуникациям, кондуктор в туристических автобусах, курсирующих вдоль побережья, железнодорожник, бармен, программист на железной дороге. Одно только он не желал писать в удостоверении личности: танцор.
Закончив партию, выходим на террасу, я тоже закуриваю. И тут же предлагаю другую игру: где выберешь оказаться, имей ты на миллион евро больше и будь на пятьдесят лет моложе?
Он сует сигарету в горшок с геранью и принюхивается: по Ина Каза тянет рекой. Отвечает не раздумывая:
– Снова с папой в поле поработать. И на танцульки в Милано Мариттима с твоей мамой.
Но видно, что мысленно он уже мотыжит дерн вместе с отцом: надо успеть, пока тот жив.
– А ты?
– Мне пятьдесят так просто не сбросить.
– Ну, двадцать пять.
Понимаю, что в свои пятнадцать возвращаться не хочу. Рожа в веснушках, к тому же тюфякам вроде меня в Римини спуску не дают.
– Мне бы в Лондон, квартирку на последнем этаже да за прохожими на улице подглядывать.
– А миллион?
– Квартирку