Он на своего осла меня взвалил и дотащил в Ариану к себе домой. Не побоялся заразы, не побрезговал, что я христианин. Если бы меня нашли сарацины, смерть моя бы была настолько ужасна и омерзительна, что даже и представить страшно. А мне тогда едва девятнадцать исполнилось. Помирать как-то совсем не хотелось.
Равви Натан долго со мной возился, выхаживал снадобьями разными. Он выдавал меня за своего родственника, благо я внешне не сильно от них отличаюсь. Натан учёный, книг много прочёл, что-то исследовал сам и тоже записывал. У него я потихоньку и начал врачевать учиться. Равви Натан в каком-то смысле меня заново родил, я по-другому стал относиться к жизни, очень многое понял, переосмыслил. Потому что, по правде сказать, был ещё на тот момент самонадеянным глупцом.
Я даже хотел иудейство принять, так был ему благодарен, а он сказал, что нет необходимости, потому что я не еврей и лучше мне оставаться христианином. У меня перстень был с рубином, матушкин подарок – я ему отдал, потому, как больше ни чем не мог ему отплатить. А он снарядил на этот перстень корабль, чтобы я смог отправиться в Британию. Уговорил его тогда уехать вместе со мной, так как сарацины их стали прижимать. Теперь вот живём – я приглядываю, чтобы его никто не обижал, а он меня подкармливает. – Патрик улыбнулся.
– Надо же, – удивился Дэвис, – даже еврей может оказаться достойным человеком. А как же Господь будет судить таких правильных евреев? Ведь только Христос открывает Царство Небесное, а они не признают Христа Мессией.
– Всякий может оказаться достойным человеком, – отозвался Патрик – и сарацин, и еврей и схизмат. Равно, как и негодяем. А как их Господь судить будет – нам это неведомо. Возможно, у Него и для них предусмотрены небесные вакансии.
– А на каком вы языке вы с ним сейчас разговаривали?
– На иврите.
– А ещё какие ты языки знаешь?
– Ещё фарси, немного греческий.
– И ты больше не возвращался в Турин? – осторожно спросил Дэвис, опасаясь растревожить какую-нибудь очередную душевную рану у своего друга.
Патрик потемнел лицом.– В Карфагене, в порту встретил земляков. Они рассказали, что мать моя, получив известие о моей гибели, вскоре умерла и никого, кроме недругов у меня там не осталось. А в Британии, как раз, открылся новый университет, вот я сюда и перебрался.
Вопросы были окончены и далее они возвращались молча. Каждый был занят своими мыслями. Желание повидать неведомые страны охватило Дэвиса с новой силой и стало напоминать невыносимый зуд. Он жутко завидовал Патрику в том, что тот смог в неполные двадцать лет покинуть отчий