Дед полез в карман кафтанчика и вынул оттуда апельсин.
– Кушай, коза, на здоровье…
Привычка оделять гостинцами внучат у Муравина осталась с тех пор, когда еще и Саша и Липа под стол пешком ходили.
Дедушка как будто бы не замечал лет внучат, а внучата, не желая обидеть деда, принимали его гостинцы, как маленькие дети, и уничтожали дедовские апельсины, груши, пряники и орехи.
– Спасибо, дедушка! – проговорила Липа, целуя деда снова.
– Кушай, кушай, королек ведь… видишь, какая кожа красная… Что, королек? Ну, да уж я знал, что королек. Разносчик Андрей божился раз пять, что корольки все. Сладкий? Ну, кушай, кушай, коза… Да ты что это, как будто у тебя глаза заплаканы, а?
– Ах, дедушка, милый мой дедушка, если бы ты знал только, как я несчастна! – припала к плечу деда Липа.
– Вот те на! Да полно, постой… Ах ты, коза! Право, коза! Ну что ты, право?.. Постой!
– Дедушка, ты ничего не знаешь… Меня отец хочет выдать замуж…
– Замуж? Ну, чего ты плачешь? И замуж надо идти… Всему предел есть, Липушка…
– Дед, дед!
– Ну что дед, дед… Ты не бойся, я тебе и замужем буду гостинцы носить! – пошутил Муравин, но, увидав отчаяние Липы, отнял ее руки от лица и посмотрел ей в глаза. – Липушка! Голубчик! Не хочешь ты замуж, да? Да скажи же, душа…
– Дедушка, дорогой мой… люблю я… ты пойми: люблю я…
Дед отыскал валявшуюся в траве широкополую поярковую шляпу и надвинул на самые уши.
– Другого любишь? Не того?
– Сережу… знаешь, Сережу Аршинова… он был у тебя…
– Ну, ну?
– А отец хочет выдать за его брата, Ивана… Сегодня и смотрины назначены…
– Вот как!.. За пьяницу отдать хочет? За цыганского гуляку? Ах, Спиридоныч, Спиридоныч…
– Дедушка, милый, посоветуй ради бога, что мне делать, я просто голову теряю…
– Постой, коза… С матерью ты говорила?
– Что мать?
– Правда, правда… вся она в его лапе… Ну, погоди… Пусть Иван тебя посмотрит, это ничего, это, Липушка, не беда… Худого в этом я ничего не вижу.
– Ну, а потом, дед?
– А потом… спросит же отец тебя, нравится жених или нет? Скажи, что нет, любишь другого, и кончено, и аминь…
– И ты думаешь, отец посмотрит на это?
– Не посмотрит? Ну, это мы посмотрим, коза, как он не посмотрит… – Дедушка вскочил на ноги и грозно замахал веткой черемухи. – Я… я сам тогда… слышишь, Липушка? Сам к нему пойду, да, сам! Пусть он со мной поговорит! Я ему скажу, все скажу, все, да! Я ему отпою, все отпою.
Дед так отчаянно махнул веткой, что сшиб с себя шляпу.
Его бледное лицо, обрамленное сединами, дышало гневом и юношескою отвагой.
Липа бросилась на шею к деду.
– Дедушка! Дедушка! – проговорила она, давая волю накипевшим слезам.
– Липушка! Душа! Перестань! Перестань, голубка, – шептал он, смотря на вздрагивавшие от рыданий плечи