Адаптер. Борис Петров

улыбкой и тусклой приветливостью в серых глазах. От их халатов, от них самих, как и от всего здесь пахло безысходностью. Лиз стала задыхаться, и только пальцы на ногах сильнее сжались от напряжения, держаться, удержаться любой ценой, не дать им понять, что ты можешь упасть в обморок, а он был такой заманчивый, прекрасный, спокойный и прохладный. Раз! И нет тебя. Откроешь глаза, а ничего не слышно, только непрерывный зудящий гул, обрывок последней ноты, последнего звука перед тем, как мозг решил отключиться. И мир видится иначе, по-новому, неизвестный, а в груди чувство приятной тревоги, когда попадаешь в новое место, но еще не знаешь, хорошее оно или нет, но надеешься.

      2. Аквариум

      – Лиз, здравствуй! Ты отлично выглядишь, – человек в белом, напоминающий женщину, по-дружески обнял Лиз. – Последняя процедура определенно пошла тебе на пользу. Я вижу, как в твоих глазах загорается веселый огонек!

      Они не увидели, какой жест показала им Лиз, на бледном спокойном лице девушки не отразилось ни одной эмоции, лишь тонкий длинный нос ужасно зачесался. Лиз – Да, Лиз, ты и, правда, прекрасно выглядишь. У тебя появился аппетит? – человек в белом, похожий на мужчину, весело подмигнул.

      Лиз ничего не ответила, можно было и не отвечать. Все эти вопросы, похлопывания, смешки и подмигивания были всего лишь заскорузлым ритуалом, доставшимся обществу с начала века, когда эти ужимки еще немного значили. Лиз в очередной раз отметила, что мужчина не здоровается. Возможно, здороваться должна женщина, так у них расписаны роли, но, что более вероятно, он не должен здороваться с женщиной. Так было принято, и после последнего исламского реванша, надежно закрепилось в обществе, давно выбросившим на помойку этику и мораль старой религии. Женщина должна здороваться первой, не смотря в глаза ни мужчине, ни женщине. Допускалось короткое рукопожатие, женщины могли проявить больше чувств, например, обнять или поцеловать в щеку, чтобы подчеркнуть расположение и власть. Обнимала всегда та, кто выше. Каждый взгляд, каждый жест, каждое слово несли с собой столько условностей и отполированных до болезненного блеска предрассудков, что разобраться в этом просто так было нельзя. Все двенадцать лет школы для девиц из первого круга Лиз осваивала эту науку, решив в итоге, что лучше всего молчать. Принятые правила поведения и кодекс морали для женщины поддерживали молчание, как одну из главных черт благочестия.

      – Я думаю, что нам пора. Лиз, ты же спешишь по делам? – мужчина не громко засмеялся своей шутке, поддержанный точно таким же идеальным, откалиброванным смешком женщины. Смеяться следовало не громко и не тихо, чтобы всем было понятно, что ты смеешься, и чтобы никого не обидеть или потревожить своим смехом.

      Он пошел первый, женщина следовала за Лиз. Так, наверное, вели заключенных в тюрьме, Лиз как-то была на экскурсии в бывшей тюрьме во втором круге. Теперь это был известный Лавотель, название сохранилось еще с индустриальной эры. В таких местах можно было все,