Старое место после мес[яца] и недели мы, наконец, бросили, перешли верст на 16 к северу, к Вержблянам, где прожили два дня и отсюда перешли версты на две к северо-западу, к дер[евням] Нивы и Мирочин. Я тебе писал уже, что я живу в дремучем лесу, картина неописуемая, погода у нас сейчас восхитительная. От тебя сейчас получил четыре открытки от 23, 25–27 июля. Тон у тебя молодецкий, народ к тебе ходить не забывает. Тут говорят, что 10 дней тому назад я вновь представлен в генералы, и полк уже начинает думать об этом; прочат полку отчаянного субъекта, и все в очень большой тревоге. Офицеры хотят расходиться: старшие хитрыми путями, а молодежь хочет прямо бежать бегом. И смешно, и грустно.
Если Сидоренко (сейчас получил от него письмо) послал тебе деньги (он пишет, что послал 100 руб.), вышли ему из них 15 руб.; он просит, говорит, что весь износился и изорвался. Как ему писать, я не знаю, пробуй на штаб дивизии, если не знаешь его адреса более точно.
Получил открытку от Осипа, говорит, что укладка идет прекрасно. Вероятно, повар Маслов к тебе уже прибыл. Зовут молиться Богу… устраиваем это в лесу: очень живописно и трогательно.
Крепко целую мою ненаглядную, золотую детку; давай себя и малых, я вас обниму, расцелую и благословлю.
Дорогая Женюрочка!
Получил твое письмо от 29, т. е. на пятый день… это очень хорошо. Ты мне еще не написала (может быть, я не получил такого письма), отдал ли тебе Сережа 100 руб., Янковский 150 и Вал[ериан] Иван[ович] 400… Напиши, не забудь. Надеюсь, что к тебе уже прибыл Маслов и тебе не придется стряпать самой, хотя твое меню очень разнообразно и превкусно. Рад, что Ткач понравился; рот[ный] командир признался мне post factum, что при выборе он руководился и тем соображением, что Ткач любит детей. В других отношениях у него есть и теневые стороны, напр[имер], он порядочный лентяй. Не бросилось ли тебе в глаза, какие красавцы у меня ребята… может быть, за исключением одного – слесаря, выбранного по специальности. Армянин – большая непоседа: то просился в собачники – в обучение дрессировке сторожевых собак, теперь в Петроград, а там уже наметил себе два новых пути – прапорщика и ординарца. Не верь ему, что он конфузится: не из таковских, да это у меня в полку и не принято.
Начало твоего письма красиво и сочно, боюсь, не записала ли ты, моя детка, в газетах, больно что-то напоминает набитую руку. Об Ейкиных истинах пиши неослабно… как-то ты теперь справляешься со всеми ними? Что у Генюши огромная память – страшно рад – ему все дается много легче.
За 9 мая полк, вероятно, будет представлен к награде, а вместе с этим я получу право на мундир полка; это мне доставляет несказанное удовольствие.
Яша Ратмиров написал мне письмо и просит