– Нет…
– Она уйдет. – Первый качнул головой. – Ее дети тоже. Через несколько лет все превратится в пепел. Здесь не будет места для ребенка человека. Для тебя или любого другого.
– Будьте вы прокляты…
– Пойдем. – Пальцы Инквизитора нацелились на ее руку, и мысль о чужой плоти, которая сейчас прижмется к ее собственной, вдруг стала совершенно невыносимой.
– Не трогай меня! – Аянэ вскочила, быстрая как ртуть, и серебристые конечности у нее за спиной расправились и сверкнули в воздухе, приняв форму лезвий.
Хромированные клинки со свистом вонзились Инквизитору в лицо, в грудь, в протянутую руку. Он вдруг стал выше ростом, и глаза у него распахнулись, как у человека, пробудившегося ото сна.
– Как ты смеешь… – Он молниеносно нанес ей удар ногой, и ее мехабак смялся, как бумажный мешок.
Ослепленная искрами и болью, Аянэ отлетела к стене и впечаталась в твердую поверхность. Взмахнула хромированными руками, но Инквизитор уже исчез из поля зрения: лишь в воздухе шипел дым, а по полу расползался черный пар. Внезапно он появился прямо перед ней, сгруппировался и кулаком разбил ее подбородок.
Аянэ перевернулась на бок, серебристые руки бессильно опустились, она рухнула на колени, подбородок был залит красным. Тогда она заплакала и плакала до тех пор, пока не стихла болтовня мехабака. А потом она снова почувствовала в голове тишину. Ту же тишину, с которой познакомилась в Йиши, когда, моргая, смотрела на пестрый день сквозь поющую завесу листьев.
Она взглянула в налитые кровью глаза, выпученные и безжалостные, уставилась на разорванную тунику, прикрывавшую бледную кожу, которая, вероятно, никогда не знала солнечного света.
И когда его окровавленные пальцы потянулись к ней, она узрела татуировку на правой руке – свернувшееся кольцами черное существо – там, где бескожим наносят татуировку их клана.
Змей.
Его рука уже находилась у нее во рту, проталкиваясь между зубами. Аянэ почувствовала пепел на языке, в легких, в глазницах. Она пыталась укусить его сломанной челюстью и одновременно пыталась заговорить. Прошептать имя своей любви, мечту, растворяющуюся в белоснежных цветах. Но в легких больше не осталось воздуха – даже для самых коротких слов.
Только дым. Сине-черный дым.
И поэтому она удержала его имя внутри. Близко к сердцу.
И когда свет почти угас и чернота окончательно придавила веки, ее пульс простучал слово, которое не могли прошептать губы:
– Кин.
Свет померк.
– Мне так жаль.
И наконец воцарилась настоящая тишина.
Щелк.
Кин моргнул, дыхание стало оглушительно громким, железомёт не стрелял.
Даичи издал рваный вздох, закончившийся сдавленным кашлем.
Оружие в руке Кина показалось ему тяжелым, как горы.
Незаряженный…
– Ну