В 1815 году адмирал Мордвинов передал мне с большой тайной тетради [записки], писанные в 1811 году каким-то французским эмигрантом, которого он мне не назвал. В сих записках заключался проект кампании 1812 года, и все предположения, помещенные в сем проекте, согласовались с действиями наших армий в прошедшую войну. Предположена была и сдача Москвы. Николай Семенович уверял меня, что записка эта, поднесенная ему французом, была тем же французом лично представлена государю, который, не рассмотрев ее, приказал передать Барклаю де Толли, что он и сделал. На тетради сей было написано, но другим почерком и в углу: 1811 год. Помнится мне даже и число, в которое она была сообщена главнокомандующему Барклаю, бывшему тогда военным министром; но Николай Семенович не военный человек, и он явно ошибался, приняв, как мне казалось, позже составленный проект французского шарлатана за действительный план кампании.[26] Вышеозначенные доводы ясно показывают, что действия наших армий не могли быть столь заблаговременно предусмотрены и предположены.
Старались склонить государя, чтобы он сам начал военные действия, перейдя за Неман, и чтобы в таком случае армия Багратиона действовала в тылу неприятеля. О том действительно была речь; но государь, по-видимому, не хотел быть зачинщиком и надеялся еще сохранить мир. Судя по расположению наших войск и по первоначальным движениям их, скорее казалось бы, что настоящего плана кампании не было никакого. Инерция и нерешимость руководствовали нами, когда Наполеон 11 июня[27] неожиданно перешел Неман в Ковне с большими силами.
В доказательство справедливости сего суждения может служить то, что, незадолго до вторжения в наши границы французов думали еще дать сражение впереди Вильны. Так как неприятель мог прийти в Вильну двумя путями, а именно через Лиду и через Ковно, то заботились об избрании позиции, которая бы защищала обе сии дороги, соединяющиеся верстах в 9 или 12 от Вильны. Для того назначен был квартирмейстерской части полковник Мишо; меня же послали к нему в помощь. Мишо был родом сардинец, человек добрый и офицер опытный, с Георгиевским крестом, полученным им в Молдавии; не менее того, так как он по-русски ни слова не знал, то думается мне, что служба его была бы полезнее в иностранных армиях, чем в нашей; впрочем, он был человек верный и теперь числится генерал-адъютантом.
Мы с ним отправились в сопровождении четверых казаков, на обывательской тележке по дороге на Ковну, чрез Новые Троки, и приехали в одно селение, лежащее направо от дороги. Не помню, пан ли сего селения назывался Яблоновский или самое селение Яблоново; недалеко от сего места соединялись обе дороги. Мы сели на казачьих лошадей и поехали осматривать позицию, которая действительно оказалась очень удобной для обороны. Прикрывая обе дороги, центр оной выдавался вперед до высокого бугра, командующего неприятельскими