Дети умчались. Загремели в кладовой лопатами, потом хлопнула входная дверь и все стихло.
Шенни хлопала ресницами, натянув на себя колючее шерстяное одеяло. В целом, спальня воспитанников сильно отличалась от той, в которой жила госпожа Миртелла: здесь не было ни шкуры, ни какого-либо ковра на полу. На голых досках в некоторых местах облупилась краска, а каменные стены удерживали бы тепло, если бы оно было в помещении. Где-то должна быть котельная, но вчера в темноте я не могла как следует осмотреть все комнаты и решила заняться этим с утра.
Но прямо сейчас нужно было покормить малышку, отогреть, помочь умыться. А умываются ли они вообще? В таком холоде плескать себе в лицо водой то еще удовольствие.
Шенни не противилась, когда я вытаскивала ее из кровати. Дети спали одетые, и малышка тоже была одета в теплые штаны не по размеру и вязаную большую кофту. Пока мы шли на кухню, я шокировано осматривала коридор, гостиную, холл. То, что вчера в полумраке показалось мне милым и уютным, оказалось полной разрухой. Без мелкого ремонта еще можно было жить, но вот оконные рамы следовало как можно скорее чем-то утеплить. Хотя бы тряпками, если пакли не найдется.
Кухня радовала большой печью, не продуваемым окном, крепкой мебелью и наличием посуды. Но вот кладовая оказалась почти пуста, и я окончательно сникла. На полу в ящиках обнаружилось несколько морковок, свекла и капуста. В углу стоял полупустой мешок муки, столько же риса, бочонок растительного масла. Ни мяса, ни молочных продуктов, так необходимых детям, я не нашла. В монастыре все было иначе: мы ели досыта, тепло одевались и не просыпались среди ночи от того, что ноги замерзли. Я тогда даже не думала, что может быть по-другому.
– Так, ну совсем уж с голоду мы не умрем, – пробормотала я, присматриваясь к мешку с рисом.
– Мы можем умереть? – пискнула Шенни.
Я испуганно глянула на нее. Нужно будет следить за своим языком.
– Нет, милая, что ты! Мы с тобой сейчас затопим печь, сварим кашу и позавтракаем, да? Потом придут ребята, и их мы тоже накормим.
– А когда вернется наша мама?
Я цокнула языком, стараясь придумать правильный ответ. То, что Шенни называла воспитателей мамами, я уже поняла.
– Она не придет. Теперь я буду с вами жить.
– А кто ты? Ты раньше не приезжала.
– Я жила в другом городе, в другом… доме. Он совсем не такой, как ваш, но мы и из этого сделаем хороший.
Шенни склонила голову мне на плечо, обняла за шею. Девочка не хотела слезать на пол, и печь пришлось топить прямо так – одной рукой придерживать ребенка, другой бросать в топку поленья. И какое счастье, что дров было еще достаточно! По крайней мере, полная поленница в углу кухни внушала спокойствие.
Еще мне грела душу мысль, что в моей сумке лежит шкатулка, а в ней кучка золотых монет. Деньги, которые нам с Нюрой платили за работу