Ей кажется, что я еще не понял.
– Пойми, здесь никакого смысла. С точки зрения маркета…
– А с других?
– С каких?
– Искусства для искусства?
Озадаченная несколько, китаянка удаляется из моей послеразводной жизни, а я остаюсь под сводами «Трубадура», где нахожусь в качестве местного Вергилия. В ожидании, когда спустятся «из нумеров» мои гости из Швейцарии. Супруга там настолько ревнует мужа, что, попав в атмосферу пражской вольницы, собственноручно притащила его сюда, желая воочию увидеть навязчивые картины бурного воображения; черные ее глаза так и метали молнии:
– Шоковая терапия? Пусть! Говорят же у вас…
– Что?
Будучи слависткой, она вспоминает, несмотря на стресс:
– Клин клином вышибают?
Хозяин «Трубадура» оказался широк. Watching41, к тому же освященный браком, в счет им не поставил… Бонус!
Когда-нибудь я буду об этом вспоминать, а пока в ожидании беспокойной пары нейтралов продолжаю писать за мраморным столиком с выдыхающейся на краю бутылочкой «маттонки» и бокалом с пузырями и ломтиком лимона.
Кульминация упущенного шанса. Александрия!
Есть вещи, которые волей-неволей приходится мне шифровать. Я прошел мне выпавший туннель и вышел к свету. Тут был Храм с невероятной Библиотекой, а заведовала там женщина с бесподобным чувством юмора. О, как она смеялась, когда я рассказал, почему пришел к ней босиком. Мои туфли, мои прекрасные туфли, подобранные в хламе, выброшенном женой Луиса на обочину, схватил, спаял и сорвал с ног расплавленный гудрон на подходе к ступеням Храма. Такая была жара. Смешливая женщина еще раз зашлась от смеха, когда ближе к вечеру мы вышли и я отодрал свои туфли от приостывшего асфальта. Что было делать? Нам было на метро…
Любил ли эту женщину? Вне всякого сомнения. Даже не стану делать оговорок, что да, но возвышенно, идеально, чисто платонически. Хотя именно так оно и было. Но у нее был Прекрасный Муж. Именно так, с прописных, ибо он был – ну как Ахилесс. Или, скорее, Одиссей. На краю света нашедший эту женщину, которая полюбила его так, что предала все свое родное и ушла, предавшись ему безоговорочно и беззаветно. А он был не только Герой. Он был еще и Посвященный.
Что – я? Ну, ударял по струнам. Таково мое незавидное призвание. Сказывал и развлекал, как с понтом скандинавский скальд. Безбашенно срываясь с тормозов… Ах, как они смеялись белозубо. Пиво лилось рекой. И за реку эту они доставляли меня на своем «Кадиллаке». По месту моего там пребывания. Величественного, но убогого, как чухонцу и предписано.
Потом и мне фортуна улыбнулась до ушей. Повстречав на путях эзотерических Блондинку, я привел ее в Храм, и Брюнетка искренне за меня возрадовалась. Показала нам Тайное Тайных, а под конец дигитально нас запечатлела – счастливых, на фоне мраморным пьедесталом вознесенного бюста Платона, а Платон мне всегда был более чем друг…
Ну