Однажды на выходе из магазина ее встретил Олег. Просил, умолял, убеждал, требовал – в общем, прилагал усилия, чтобы ее вернуть. Женщинам ведь это так льстит. А ей было так грустно, так одиноко. От полосы неудач она начинала терять почву под ногами. Она уже не была так уверена в себе. Ей было очень страшно: «А вдруг пройдут годы прежде, чем мы встретимся? Я молюсь на него, как язычница. А он? Думает ли он обо мне? Помнит ли? Боже праведный! Тот, в котором я всегда сомневаюсь! В пространстве Ты или в моей душе! Подскажи! Дай мне знамение! Не позволь мне жить и любить напрасно. Это только для стихов неразделенная любовь – благо, а для жизни это очень плохо. Очень». Дома ее ждал только кот, обняв которого она непременно начинала плакать. И вдруг – бывший с цветами и шампанским. Институт закончил, приличную работу получил. Короче, убедил. И стали они пробовать начать все сначала. Но за то время, что они не виделись, оба очень переменились. Лариса не перестала ждать своего Ромео. На работе продавщицы предпенсионного возраста позволяли себе расслабиться с трехлитровой банкой молдавского вина – в смутное время этого добра было хоть залейся. Называлось это «освежиться сочком», и иногда к ним стала присоединяться Лариса. Она приходила домой с блуждающей улыбкой на губах. И, похоже, была счастлива своим ежедневным ожиданием. Это поздно вечером, когда ждать было уже бесполезно, она становилась несчастной… И стихи продолжались. И Олег случайно их прочел.
– Я думал, мы поженимся, детей заведем, дачу купим, ты работать не будешь! А ты мало того, что дура, так еще и лживая, распутная, эгоистичная! – это Лариса-то, которая максимум что себе позволила, невиннейший поцелуй на скамейке.
Дальше, конечно, были слова о том, что он все простит, если она одумается, даст ему слово, что больше никогда и ни за что ничего подобного и т. д. И как аргумент приводил почему-то размер своей зарплаты. Или он надеялся переубедить ее с помощью денег? Нашел, чем убеждать! Эка невидаль – деньги. Лариса сказала, что не может сейчас отказаться от своей жизни. Он презрительно отозвался о галантерейщицах вообще и ее работе в частности и сказал:
– Неужели тебе это дороже, чем семья?
– Неужели ты подумал, что я живу этой работой?! – в тон ему ответила Лариса.
– А чем же?
– Собой.
Сказала и сама удивилась, как же это верно! Да, она жила только собой, могла сидеть и копаться в своей душе, и даже в своей тоске – и эти моменты были ее жизнь, ее счастье, как бы пафосно это ни звучало; именно тогда рождались стихи. Она себя нашла и вовсе не хотела терять. Почему-то она верила в свою звезду.
В выходные Олег повез ее на воздух. В подмосковный дом отдыха «Романтика». Ночное шоссе, искристый снег, никаких комаров, музыка в машине. Около полуночи ввалились в номер. Добросовестный и какой-то насквозь семейный секс, за которым последовал черный провал забытья. А после снится ей сон: она и Ромео сидят